Вот тогда и были привлечены к борьбе с партизанами украинские националисты, им гитлеровцы поручили создать на Волыни, в Полесье и Галиции вооруженные формирования. В начале 1943 года к ним влились подразделения «Украинской полиции», а также каратели из диверсионных батальонов «Нахтигаль» и «Роланд», которые уже использовались в борьбе с партизанами в Белоруссии и на Украине.
Созданием УПА руководили опытные офицеры фашистского абвера, а на руководящие посты были поставлены подготовленные в диверсионно-разведывательных школах Германии оуновцы. Даже организационная структура УПА была похожей на систему построения фашистских штурмовых отрядов, созданных в свое время Гиммлером. Только воинские звания остались от националистических формирований.
Создание УПА закончилось, как свидетельствует тот же Мирчук, в августе 1943 года (а не в 1942 г., как твердят некоторые историографы бандеровщины), когда командование «Украинской повстанческой армией» было выделено из провода ОУН и учрежден пост главнокомандующего.
Гитлеровцы не только формировали УПА, но и вооружали ее. По их далеко не полным данным, для вооружения УПА было передано более 700 минометов, около 10 тысяч станковых и ручных пулеметов, 26 тысяч автоматов, 22 тысячи пистолетов, 100 тысяч гранат, 80 тысяч мин и снарядов, несколько миллионов патронов, полевые радиостанции, портативные машинки и Другое вооружение и снаряжение.
Фашисты понимали, что на Украине им уже не удержаться, так как Советская Армия форсировала Днепр и начала наступление на Правобережной Украине. Поэтому и не скупились, лишь бы подготовить силы, которые способны осуществлять террор в тылу наступающих советских войск. Против кого же вооружались оуновцы? Понятно, чтобы бороться против Советской власти, против своего народа. Вождям ОУН покоя не давало желание установить на западноукраинских землях свою власть.
В периодической печати разные авторы сейчас спорят, много или мало людей приняли участие в националистическом движении и в УПА, смешивая в кучу просто участников ОУН и стрельцов и старшин УПА А это не одно и то же. Причастными к оуновскому подполью было немало запуганных вооруженными бандеровцами крестьян: «Если ты не с нами, то значит ты против нас». И они вынуждены были, хотя бы пассивно, поддерживать тех, кто им угрожал.
А в Украинскую повстанческую армию брали людей, которые умели владеть оружием. Они проходили специальную муштру под руководством не только своих старшин (командиров), а и немецких офицеров. Причем нужно иметь в виду, что и в ОУН и в УПА вербовала людей специальная служба безопасности (СБ), а она была одновременно прокурором, судьей и исполнителем приговора.
Еще недавно наши историки и исследователи замалчивали тот факт, который вызвал недовольство среди трудящихся западных областей Украины. В 1940–1941 годах вследствие нарушения социалистической законности и проявлений сталинского произвола было выселено много местных жителей и необоснованно репрессировано. Все это стало почвой для националистической пропаганды и вербовки людей в ряды ОУН.
Надо сказать и о том, что репрессии испытывали не только трудящиеся западных областей Украины, но и всей страны. Произвол и беззаконие чинили сталинские палачи и сразу после войны, когда в лагеря попадали те, кто возвращался из вражеского плена или был насильно вывезен в Германию, или те, кто осмеливался высказывать недовольство сталинскими порядками.
С приближением Советской Армии оуновцы запугивали молодых людей тем, что их призовут в армию, что они могут погибнуть на фронте.
Старших людей пугали принудительной коллективизацией и возможными репрессиями, как это было перед войной. Немало людей с низким культурным и образовательным уровнем поддались этой агитации, а многих под страхом смерти и расправы над родными заставляли брать оружие и идти в леса.
«Повстанческая армия» в первые два года своего существования насчитывала около 90 тысяч человек. Курени и сотни нападали на партизанские отряды, устраивали погромы в населенных пунктах, вылавливали и передавали гитлеровцам советских партизан и подпольщиков. Примеров тому не счесть в каждой области. А о борьбе с гитлеровцами практически не было и речи.
Когда бегство гитлеровцев из западно-украинских земель стало реальностью, среди бандеровских вожаков, с приближением Красной Армии, стали зарождаться сомнения по поводу дальнейшей судьбы, возникли разговоры, за которые кое-кто расплачивался жизнью. Одни лихорадочно готовились к бегству вместе со своими повелителями, так как их ничто не держало на этой земле: они пришли с гитлеровцами, с ними собирались и бежать. А другие готовились развернуть «великую акцию» в тылу Красной Армии, накапливали оружие, которое им щедро дарили оккупанты, сооружали тайные базы, готовили схроны и тайники.
Один из комендантов такой базы по кличке Деркач, принимая оружие от немецкой военной комендатуры, саркастически сказал:
— И зачем нам это оружие? Если непобедимый фюрер им не смог сломить «совитив», то разве поможет оно нам?
Эти слова услышал один из тех, кто принадлежал бандеровской службе безопасности, и немедленно доложил своим верховодам. А СБ знала, что с таким делать. Его замучили, как «совитского агента». Тем не менее подобные соображения высказывались даже членами головного провода ОУН. Один из них, близкий к Шухевичу Михаил Степаняк, как-то поделился своими сомнениями в кругу коллег, которым доверял:
— А не время ли нам разорвать с немцами? Они же сами говорят, что Гитлеру капут! Да и мы видим, что немцы — живой труп. А привязывать себя еще прочнее к живому трупу — значит сознательно идти на погибель. Не следует ли нам выбрать жизнь, а не смерть? Скажем, придет Красная Армия, мы демонстративно сложим оружие, попросим поверить нам, что мы хотим принять участие в дальнейшей борьбе с оккупантами.
Об этих высказываниях узнал Шухевич, которого бандеровские вожаки на своем третьем сборе перед отступлением провозгласили не только вожаком головного провода ОУН, но и секретарем только что созданной УГОР («Украинской головной освободительной рады»). Он приказал службе безопасности взять Степаняка под стражу и держать в схроне, а сам решил посоветоваться, так как некоторые особо рассудительные оуновские вожаки, увидев разлад в верхнем руководстве, начали осторожно высказываться: не время ли пересмотреть свои ПОЗИЦИИ?
Шухевич и сам понимал, что тактику борьбы менять надо, но как солдафон с ограниченным кругозором, воспитанный в абверских школах, как человек болезненно честолюбивый и заумный, не привык советоваться с подчиненными. Ими, считал он, надо командовать и держать в повиновении. Поэтому совет вожаков УПА он не принял во внимание.
И все же, понимая, что выход из тяжелого положения искать надо, Шухевич решил посоветоваться с митрополитом Шептицким. Митрополит без промедлений согласился с Шухевичем. Об этой встрече впоследствии рассказал брат митрополита Климент, который присутствовал при разговоре. (С. Даниленко в книге «Дорогой позора и предательства» приводит детали.)
Шептицкий с сарказмом оценил поведение Гитлера, который, по его мнению, не сумел удержать положение, когда гитлеровцы были под Москвой, Сталинградом и на Кавказе, справедливо признал, что Советская страна своими победами подняла собственный авторитет во всем мире на небывалую высоту. Но в то же время митрополит пророчествовал, что дело может дойти до войны между объединенными силами США, Англии, Франции против Советского Союза.
Моя правда такая, говорил митрополит, надо поставить крест на прошлом. Хотя немцы всегда были единственной опорой в наших планах, будем искать понимания у тех, кто будет хозяином положения. Германия не погибнет, нет! Теперь можно говорить, что Советы выиграли войну. Но Англия, Америка и Франция не позволят, чтобы Советы выиграли мир…
А теперь запомните, сын мой. Акции УПА против Советов теперь имеют большое значение для будущности. Накануне мира эти акции надо любой ценой усиливать, чтобы показать, что мы не хотим жить под Советами. Всякие переговоры УПА с Советами — это предательство наших националистических идеалов. Напомните нашим людям: верность до последнего! Бояться смерти? Пусть лучше смерть, лишь бы не предательство!