Обоснованно считая, что Ролангер Чизхолм направлен в СССР для ведения разведывательной работы с позиций посольской резидентуры, контрразведка КГБ незамедлительно взяла его в активную разработку. Наружное наблюдение за Чизхолмом фиксировало неоднократные попытки с его стороны выявить слежку и уйти от нее. Было установлено также, что в некоторых случаях, подозрительных на проведение разведывательных операций, вместе с супругом участвовала Дженет Чизхолм. Контрразведчиками не исключалась возможность проведения Дженет Чизхолм самостоятельных операций, в том числе по безналичной связи с агентурой. Поэтому периодически за ней осуществлялось наружное наблюдение.
Внимательно изучив фотографии, Пеньковский вернул их Винну, а тот на следующий день — Чизхолму.
Спустя некоторое время Пеньковский решил проверить предложенный английской разведкой способ связи. Написав письмо и вложив в коробку из-под драже четыре экспонированные фотопленки, он в определенный день отправился на Цветной бульвар, где без особого труда отыскал Дженет Чизхолм, которая сидела с детьми на одной из скамеек. Подсев к ним, Пеньковский сказал несколько слов детям, потрепал мальчика по щеке и протянул ему коробку с драже. Дженет учтиво поблагодарила его за проявленное внимание к детям. На том и расстались
Командировка в Париж на торгово-промышленную ярмарку осенью 1961 года была кульминационным периодом в шпионской биографии Пеньковского. Московское руководство, довольное предыдущими "изнес-успехами Пеньковского, дало ему полный карт-бланш в переговорах с французскими промышленниками. Со стороны же Пеньковского вполне естественным было опереться на помощь и поддержку такого проверенного партнера, как Гревил Винн.
Когда 20 сентября самолет "Аэрофлота" приземлился в парижском аэропорту "Ле Бурже", первого, кого увидел Пеньковский среди встречающих, был англичанин. И это несмотря на то, что точная дата приезда "Алекса" была ему неизвестна. Пеньковский поразился: ведь он мог прилететь в Париж как к открытию, так и к закрытию ярмарки. Недоумение его вскоре развеял сам Винн. Оказывается, он получил указание быть в Париже уже 6 сентября и обязательно встретить Пеньковского в аэропорту. Затем максимально оперативно и со всеми необходимыми предосторожностями связать его с агентами союзнических спецслужб и быть готовым в любой момент помочь доставить его на конспиративную квартиру. Выполняя этот приказ, Винн с 6 сентября ежедневно дежурил в аэропорту.
— Ну вот, мы в Париже, Гревил. Это потрясающе, просто потрясающе! — ликовал Пеньковский. — С чего начнем? — игриво спросил он, провожая взглядом проходившую мимо смазливую блондинку.
— С работы, Алекс. С работы, — засмеялся Винн.
Действительно, в Париже, как и в Лондоне, Пеньковскому пришлось работать за двоих. Днями он усердно играл роль советского служащего: встречался с работниками посольства, французскими предпринимателями, менеджерами, инженерами, посещал ярмарочные павильоны, заводы, фирмы, всякий раз возвращаясь к себе в номер с толстыми кипами брошюр, каталогов, проспектов. Кроме того, совершал экскурсии по городу. Выполнял обязанности гида, когда в Париж приехала семья Серова. Не избегал он и вечерних, "культурных" программ.
Это была работа, что называется, "за того парня". "За себя" Пеньковский работал с наступлением ночи, когда полностью поступал в распоряжение "друзей". Опекали они его плотно. Достаточно сказать, что наружное сопровождение и прикрытие "Алекса" осуществляли 24 агента. Их задача состояла в том, чтобы незаметно доставить Пеньковского в операционный центр. Маршрут был усложненный и постоянно менялся. Винн, который непосредственно сопровождал Пеньковского, каждый день использовал новую машину, номер которой сообщался агентам.
Как пишет Винн, "комнату мы сняли на последнем этаже высокого дома на фешенебельной улице, изогнутой как серп. При доме был гараж. Когда к нему подъезжали, электронное устройство автоматически включало механизм, поднимающий дверь. Затем механизм срабатывал снова, и дверь опускалась. В другом конце гаража была вторая дверь, что позволяло, миновав маленький парк, выехать на другую улицу. Прямо из гаража мы поднимались на лифте в нашу комнату площадью восемьсот квадратных футов, где находились магнитофоны, копировальные и пишущие машины, проекционные аппараты и было установлено прямое сообщение с Лондоном и Вашингтоном. Здесь, в условиях полной звукоизоляции, работал легион офицеров разведки, переводчиков, технических экспертов, стенографистов и врачей.
Улицу выбрали не случайно: она лежала в стороне от оживленных магистралей, поэтому поздно вечером по ней проезжали в основном жители квартала, номера машин которых наши агенты знали. Кроме того, с тротуара перед нашим домом были видны оба конца улицы, в то время как, находясь на одном ее концу, нельзя было увидеть другой. Такая планировка имела чрезвычайно важное значение: "Алексу" ни в коем случае не следовало приближаться к дому, если бы ему "сели на хвост", заметить же это можно было только на тихой, хорошо просматриваемой улице".
В один из дней в Париже объявилась чета Чизхолмов. Дженет тут же была доставлена в операционный центр для совместного с Пеньковским инструктажа. Под патронажем американских и английских разведчиков был проанализирован пилотный контакт агентов на Цветном бульваре. И хотя все тогда прошло вроде бы гладко, пришли к выводу, что подобный способ передачи информации содержит большой элемент риска. Сюсюканье с детьми выглядит не особенно естественно, и контакт агентов практически носит открытый характер. Договорились место встреч оставить прежним, но порядок передачи информации изменить. Определили, что в декабре 1961 года встречи будут проводиться по субботам в районе Цветного бульвара, а в январе 1962 года — по пятницам в районе Арбата. Условились об использовании тайника и методе идентификации в Москве. Тайник находился на Пушкинской улице, в подъезде дома номер пять — между мясным и обувным магазинами, почти напротив Театра оперетты. Справа от входа в подъезд висела на крюках батарея, выкрашенная в темно-зеленый цвет. Между батареей и стеной — зазор сантиметров шесть. Записку надо было положить в спичечный коробок, завернуть его в голубую бумагу, заклеить скотчем, потом обмотать проволокой и повесить сзади на крюк батареи. Осуществив закладку, Пеньковский должен был сделать метку в виде черного круга на осветительном столбе напротив дома № 35 по Кутузовскому проспекту, со стороны проезжей части, позвонить двум московским абонентам и, услышав ответ, вешать трубку.
При необходимости в личных контактах, способ идентификации был определен следующий: 21 числа каждого месяца в 21. 00 Пеньковский должен был прогуливаться у гостиницы "Балчуг" с сигаретой во рту, в руке держать книгу, завернутую в бумагу. Тому, кто шел на встречу с ним, следовало быть в расстегнутом пальто и тоже с сигаретой во рту. Пароль: "Мистер Алекс, я от двух ваших друзей, которые передают вам большой, большой привет!" При этом обязательно должны были быть интонационно выделены слова: "от двух ваших друзей" и "большой, большой".
Подробно был обсужден вариант возможного перехода Пеньковского на нелегальное положение и его ухода за границу. Для этого предполагалось изготовить несколько фальшивых паспортов и другие документы, прислать Пеньковскому подробные инструкции, необходимые штампы, оружие и иностранную валюту.
Рассматривалось несколько вариантов эвакуации агента: на иностранном судне из одного из портов на Дальнем Востоке; на подводной лодке, которая бы подобрала Пеньковского с лодки в открытом море; через западный сектор Берлина.
В один из дней Пеньковский в знак признания его заслуг был представлен заместителю директора Центрального разведывательного управления США. Высокопоставленный чиновник не скупился на комплименты. Он поинтересовался возможностью командировки Пеньковского в Штаты и обещал оказать ему там достойный прием.