С пылающими щеками я спешу обратно на кухню. К сожалению, она открытого формата, поэтому посетители могут видеть через барную стойку гриль и зону приготовления пищи. Мне нужно завернуть за угол, где находится огромный холодильник, чтобы там поплакать в одиночестве.
Диего, повар закусочной, вопросительно на меня смотрит, когда я проплываю мимо.
Через тридцать секунд меня разыскивает Карла, пока я хлюпаю носом со все еще зажатым в руке кофейником.
— Что ты делаешь?
— Молюсь об аневризме головного мозга. Или если это будет не больно, то я согласна на какое-нибудь стихийное бедствие, которое убьет меня быстро, но оставит приличного вида труп.
Карла на мгновение задумывается.
— Я бы предложила наводнение, но тогда ты слишком раздуешься.
— Да и утонуть как-то слишком страшно. Есть что-то попроще?
Она поджимает губы, размышляя.
— Может, зданию рухнуть прямо на тебя?
Я обдумываю это.
— Хм, тогда меня расплющит. Не хотелось бы выглядеть как блин, пока меня вытаскивают из-под обломков.
— Какая разница, как ты будешь выглядеть? Ты будешь мертва.
Я тяжело и с безнадежностью вздыхаю.
— Единственное, что моя мать любит больше, чем Долли Партон, это конкурсы красоты и косметику Mary Kay. Если ее дочь будет напоминать лепешку даже в гробу, она покончит с собой.
— Ты преувеличиваешь.
— Ты совсем не знаешь мою мать.
— Похоже, что мне повезло. Как бы то ни было, парень за двенадцатым столиком хочет снова выпить кофе.
— А почему ты не можешь его налить?
Карла смотрит на графин в моей руке.
— Проклятие. Почему бы Бадди не купить еще одну кофеварку для этой помойки?
— Потому что она стоит денег. И ты это прекрасно знаешь. А теперь иди и налей кофе за двенадцатый столик.
— Я не могу, я прячусь.
— Какого черта ты прячешься?
— Я знаю, тебе трудно это понять, потому что у тебя не получится превратить шестнадцатисекундный разговор в парад унижения, но я не могу снова показаться в зале, пока большой и страшный серый волк не уйдет.
Карла морщит нос. Она уже знает, как это плохо бывает.
— О, нет. Что же ты ему наговорила?
— Действительно готова это услышать? Поехали. Я словно выпустила наружу свою Джули Эндрюс.
— Ты не могла!
Мой смех полон мрачного отчаяния.
— Ну, конечно, могла. Но это было после того, как я поделилась невероятной историей о том, как мой кузен Бубба Джо меня подстрелил.
Карла в ужасе на меня таращится.
— Пожалуйста, скажи, что у тебя на самом деле нет двоюродного брата по имени Бубба Джо.
— Вот те крест. Сама бы я такого не придумала.
— Вау. Мои соболезнования. И он подстрелил тебя?
— Со мной все было в порядке, но этот идиот завалил мой искусственный мех таким количеством мелкой дроби, что казалось, будто до него добралась моль. Кстати, спасибо за то, что тебя больше шокировало его имя, а не то, что он в меня стрелял. Безумно ценю твою поддержку.
— Ты же жива. А теперь вали и заправь кофе парня за двенадцатым. И постарайся не разговаривать. Я не могу допустить, чтобы мы лишились чаевых.
Она поворачивается и уходит. Что за бессердечная девчонка!
Расправив плечи, я клянусь себе больше не заговаривать с волком. Моя парализующая социальная тревога достаточно унизила меня для одного вечера.
Жизнь несправедливо тяжела для интровертов. Что-то настолько обычное, как взаимодействие с другим дышащим человеком, может сбить нас с толку на несколько дней. Да я вообще не уверена, что общение в принципе необходимо. Если бы мне не приходилось зарабатывать на жизнь, я бы никогда не вылезала из своей квартиры.
Увы, меня часто принимают за экстраверта, потому что, когда я нервничаю, то без умолку болтаю. Я не смогу сосчитать, сколько раз мне приходилось бежать в туалетную кабинку и делать глубокие дыхательные упражнения, чтобы успокоиться.
Я возвращаюсь в зал, не смотря в сторону волка. Добравшись до лысого парня за двенадцатым столиком, наливаю ему кофе, за что он бормочет слова благодарности с полным ртом свинины.
И тогда я чувствую странное покалывание на своей коже. Это как электрический ток, обжигающе горячий и жгучий. Я поднимаю взгляд.
Волк смотрит на меня через весь зал так, словно держит на мушке.
Нервно заправляя прядь волос за ухо, я спешу обратно к стойке и возвращаю кофейник в кофемашину, затем начинаю вытирать все подряд и наводить порядок. Сейчас уже поздно. Посетителей всего двое — и один из них не ест — так что мне почти нечего делать, поэтому я принимаюсь гадать, каково настоящее имя волка, женат ли он и не в последний ли раз я его вижу.
Возможно, он сейчас разговаривает по телефону, пытаясь найти новое место, чтобы выпить кофе, и где работают психически здоровые официантки.
Спустя мгновение позади меня раздается глубокий голос:
— Однажды меня подстрелил полуслепой и полупьяный деревенщина.
Вздрогнув, я подпрыгиваю и резко оборачиваюсь.
Он стоит по другую сторону барной стойки, темный, свирепый и великолепный, а смотрит на меня так, будто ничего другого в этой забегаловке не существует. Во всем городе. В мире.
— Только он не был деревенщиной. Или наполовину пьяным. — Он многозначительно замолкает. — Или наполовину слепым.
Его темные глаза передают предупреждение, которое я получаю четко и ясно: «Я опасен. Держись подальше».
Слишком поздно. Его голодные глаза и гипнотический голос уже заманили меня в ловушку. Несмотря на мое обещание самой себе, мне хочется еще подробностей.
— Значит, в нас обоих стреляли.
— Да. Интересная вещь нас объединяет, да?
Как будто я могла соображать в момент, пока его бурлящая мужественность сеяла хаос в моем мозгу. Ну и я почти уверена, что его вопрос был риторическим, поэтому молчу.
Его взгляд падает на мой бейджик.
— Тру, — читает он. — Сокращение от чего-то?
Я колеблюсь, но решаю пойти дальше и рассказать ему и эту историю.
— Сокращение от Труви. Меня назвали в честь героини Долли Партон из фильма «Стальные магнолии». Она содержала салон красоты.
Волк наклоняет голову, ожидая от меня объяснений, которые действительно бы все разложили по полочкам.
Ему придется долго слушать.
— Моя мама — большая поклонница Долли. Все ее дочери названы в честь персонажей одного из фильмов Долли.
Вслух это звучит еще хуже. И снова я начинаю лепетать, распереживавшись.
— Старшую сестру зовут Дорали в честь нахальной секретарши из «Девяти до пяти». А Мона, вторая по старшинству, названа в честь мадам, которая содержала бордель под названием «Куриное ранчо» из «Самый приятный бордель в Техасе». Мне немного обидно за Мону, но, честно говоря, она бывает невыносима своей рассудительностью и самодовольством, так что вполне заслужила быть названной в честь проститутки. Или, может быть, она такая потому, что ее назвали в честь проститутки? Никогда об этом не задумывалась. Но не суть... Есть еще Луиза. Она тоже персонаж из «Стальных магнолий», потому что это самый любимый фильм моей матери. Имя отлично подходит, так как персонаж был ворчливым и вспыльчивым, прям как и она. Ну и наконец-то я. Труви. — Я прочищаю горло. — Еще у меня четыре брата, но им давал имена мой отец. К счастью, он не фанат Долли.
Как будто все, что я только что рассказала, было совершенно нормальным, волк просто кивает.
— Еще одно сходство. Я тоже один из восьми.
Моя застенчивость исчезает, потому что я в шоке.
— Да ты шутишь!
— Мои родители были ирландскими католиками. Старой закалки. Для них контрацептивы были сравнимы смертному греху.
— Увы, у моих родителей нет религиозного оправдания. Думаю, у них просто не было денег, чтобы позволить себе контрацептивы.
Волк смотрит на меня так, словно я пришелец. Уверена, что брякнула что-то не то, пока он не поясняет:
— Это номер четыре.
Номер четыре? Что же это значит?