И мы мчимся в серое, моросящее утро. Если вдруг он задается вопросом, почему на мне что-то похожее на униформу горничной, а выражение моего лица напоминает пришибленную током, то он не подает вида.
Центр города огромен, многолюднее Бостона с его небоскребами и оживленными улицами. Но чем дальше мы забираемся, тем меньше на дорогах заторов, а бетон уступает место зеленым полям и холмам. Примерно через сорок пять минут мы сворачиваем на длинную дорожку из гравия, обсаженную огромными плакучими ивами, а на пастбищах пасутся лошади. Мы петляем по сельской местности, пока не оказываемся у внушительных железных ворот.
Резная деревянная вывеска у ворот гласит: Estancia Los Dos Hermanos.
Водитель щелкает пультом дистанционного управления, и ворота, скрипнув, медленно раздвигаются. Примерно на милю вверх автомобиль поднимает нас по невысокому холму. Добравшись до вершины, передо мной расстилается вся долина.
Вдалеке раскинулся фермерский дом с красной черепичной крышей и широким крыльцом. Неподалеку находится большой деревянный амбар, конюшни и несколько других небольших хозяйственных построек. В пруду спокойно плавает стая гусей.
У парадной двери дома стоит мужчина. Высокий, темноволосый, широкоплечий, в джинсах, ботинках и белой рубашке, расстегнутой у горла, с закатанными манжетами, открывающие мощные предплечья в татуировках.
Даже на таком расстоянии я узнала его.
Лица не видно, но мне подсказывает сердце.
Мне становиться настолько легко, что я не могу сдержать рыданий.
Я реву всю дорогу к дому. Я не останавливаюсь, даже когда лимузин подъезжает ближе и мужчина в дверях выходит навстречу автомобилю, быстро преодолевая расстояние длинными ногами.
Я плачу, когда распахиваю дверцу еще до полной остановки авто. Плачу, когда выхожу. Плачу, когда спотыкаюсь о собственные ноги и когда начинаю падать на колени.
Он, конечно, подхватывает меня прежде. Лиам никогда не позволит мне упасть. Наверное, потому, что ему нравится носить меня на руках.
Лиам берет меня на руки и просто стоит, держа в своих сильных руках, пока я рыдаю в его шею. Я так крепко ее стискиваю, что Лиам, вероятно, задыхается.
— Привет, королева пчел, — хрипло шепчет он мне на ухо.
Сквозь рыдания мне удается ответить:
— Привет, волчок.
— Слышал, что ты любишь меня.
Какое же Деклан трепло.
— Кажется, у тебя все отлично.
Лиам крепко стискивает меня, затем глубоко, страстно целует, отчего я начинаю рыдать еще сильнее.
Посмеиваясь, Лиам поворачивается и медленно идет к дому, успокаивая меня своими объятиями.
* * *
В данный момент я слишком устала, чтобы просить рассказать мне, как он сбежал из-под стражи и добрался до Буэнос-Айреса. Да и мой мозг слишком слаб, чтобы что-то усвоить. Поэтому я просто позволяю Лиаму отнести меня в спальню этого уютного жилого дома и уложить на кровать.
Он молча снимает с меня куртку и ботинки, после чего разувается сам. Затем опускает нас на матрас и крепко прижимает меня к себе. Мы лежим лицом к лицу, а не «ложками», как обычно.
— Как полет? — спрашивает он.
— Бесконечный.
— От тебя пахнет водкой.
— Напомни мне треснуть тебя, когда я проснусь.
А потом я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, который можно было бы принять за смерть.
К моему пробуждению меняется только свет. Мы с Лиамом находимся в той же позе. Только теперь он спит.
Какое-то время я задерживаю на нем взгляд, позволяя своему трепещущему сердцу успокоиться, затем протягиваю руку и касаюсь подбородка своего волка. Жесткая борода пружинит под моими пальцами. Я наклоняюсь и втягиваю воздух возле его шеи с неким удовлетворением.
Если бы кто-то несколько месяцев назад сказал мне, что я влюблюсь в беглого босса мафии, что один аромат его кожи заставит меня сиять от счастья, я бы покрутила у виска.
— Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что тебя «торкает» от меня, как от клея, — сонно урчит Лиам.
— Меня еще никогда так ни к чему не влекло, но теперь понимаю, почему токсикомания клеем вызывает такую зависимость.
Лиам поднимает ресницы и смотрит на меня теплыми, любящими глазами.
— И снова здравствуй.
— Привет. Чей это дом?
— Наш с братом.
— Так вот что значит Estancia Los Dos Hermanos... Дом двух братьев.
— Ранчо двух братьев, — поправляет он, притягивая меня ближе. После чего утыкается носом в мою шею, чтобы обнюхать меня точно так же, как делала ранее я, и стонет от удовольствия.
— Лиам?
— Да, девочка?
— А на вашем семейном ранчо есть презервативы?
Он отстраняется и улыбается мне. От его красоты захватывает дух.
— Следует почаще организовывать тебе долгие международные перелеты.
— Я не знаю, как скоро нагрянет ФБР, а очень хочу уместить в оставшееся нам время занятия любовью на всю жизнь.
Лиам нежно целует меня в губы.
— ФБР не будет.
— О. Верно. Это же американское агентство. А какой аргентинский эквивалент?
— Федеральная разведывательная полиция. Их тоже не будет.
— Откуда такая уверенность?
— У них нет причин искать меня
Я морщу лоб.
— Но ты же в бегах.
— Нет, девочка. А теперь о презервативах...
Я резко сажусь и смотрю на него сверху вниз. Мое сердце колотится, как двигатель гоночного автомобиля.
— Как это нет? — громко спрашиваю я. — Я видела по телевизору, как тебя арестовывало ФБР!
— Уверена? — Его губы медленно растягиваются в горячей улыбке. Он проводит пальцем по внутренней стороне моей руки.
Как же мне хочется его шлепнуть.
— Да, уверена! Тебя показывали в вечерних новостях! Около шести федералов вели тебя вверх по ступеням...
Я запинаюсь, когда понимание расцветает в моем воспаленном мозгу. Улыбка Лиама становится шире.
— Киллиан? — шепчу я.
— Невероятно удобно иметь идентичного близнеца для такого рода вещей.
— Но... Но ведь он тоже не в тюрьме! Я видела его у себя дома! Он дал мне билет, паспорт... и сначала у него был ирландский акцент, но потом он перестал говорить, а еще сказал, что он шпион…
— Погоди, — ахаю я. — Ты тоже шпион?
Лиам хихикает, притягивает меня за плечи и одаривает глубоким, проникновенным поцелуем. Когда мы отстраняемся друг от друга, дабы отдышаться, он говорит:
— Ты прелесть.
Я прячу лицо у него на груди и всхлипываю.
— Пожалуйста, скажи, что твой ирландский акцент не фальшивый.
Он обнимает меня и целует в волосы.
— Не фальшивый. Как и у брата. Но он научился подделывать множество других акцентов. Очень помогает в работе. Слышала бы ты, как он говорит с австралийским акцентом, эдакий Крокодил Данди.
Я отстраняюсь от Лиама, сажусь ровнее и смотрю на его лицо, дрожа от адреналина, который бежит по моим венам.
— Окей. Что происходит? Краткую версию. Ну?
Лиам приподнимается на локте и улыбается мне, протягивая руку, чтобы погладить меня по щеке.
— Ты такая красивая, — бормочет он. — Эти глаза... — он вздыхает. — Именно они меня покорили, знаешь ли. Сразу. Стоило взглянуть в эти глаза цвета моря, когда ты помогала пожилой женщине перейти улицу и...
Я толкаю Лиама на спину, сажусь на него и кричу:
— Хватит! Рассказывай уже, что происходит!
Он смеется, притягивая меня к своей груди и обнимая за спину.
— Самое главное, что мы здесь, мы в безопасности, и ты любишь меня. Все остальное может подождать.
Потом он целует меня, крепко, зарывая руки в моих волосах.
Затем тянется к молнии на моей форме, чтобы расстегнуть ее, и я ему позволяю.
Он прав: остальное может подождать.
* * *
Спустя несколько часов мы, потные и насытившиеся, лежим в объятиях друг друга, пока дождь мягко барабанит по крыше и превращает изумрудные пастбища в сказочную страну искр и радужного тумана. Вдалеке кукарекает одинокий петух.