Я словно снова оказалась в Техасе.
Моя голова покоится на груди Лиама, и я улыбаюсь.
Поднявшись, чтобы взглянуть на меня, он говорит:
— Что тебя так веселит?
— Петухи.
— Оу, удар по моему эго, — рокочет он.
— Оно выживет. Просто петухи такие глупые. Им полагается горланить на рассвете, но каждый увиденный мною петух поднимал шум в любое время дня и ночи. Эти тупицы никак не хотят понимать.
— Может быть, — мурлычет Лиам, перебирая мои волосы, — поблизости гуляет прекрасная курица, на которую они пытаются произвести впечатление.
Я обдумываю это.
— В этом есть смысл. У петухов много общего с мужчинами.
Лиам толкает меня на спину и закидывает на меня свою тяжелую ногу. Опираясь на локти, он растапливает мое сердце своей улыбкой.
— Мы оба глупые животные, да?
Уверена, что в моих глазах горят сердечки.
— Точно, — шепчу я.
Мы наслаждаемся ленивым, долгим поцелуем.
— Если я собираюсь поведать тебе свою историю, мне придется начать с самого начала. И это долгая история.
Мое сердцебиение учащается.
— Я вся во внимании.
Лиам медленно выдыхает, затем перекатывается на спину и прижимает меня к себе. Какое-то время он молча смотрит в потолок под звуки дождя, что усилился за окном.
Затем, понизив голос, он начинает рассказ:
— Мой отец был хорошим человеком. Трудолюбивый семьянин, который каждое воскресенье ходил в церковь и честно платил налоги от дохода, хотя доход — слишком громкое слово. В то время Ирландия переживала ужасный кризис в экономике. Высокая безработица, голодовки и массовые беспорядки. Мы жили в маленьком городке, где порою нечего было есть. Ни у кого не было денег, да и продовольствия не хватало. Деньги были только у тех, кто был связан с мафией. Я не знаю, с чего все началось. Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю. Но каким-то образом мой отец помешал местному главарю мафии по имени Эоин Макграт. Именно он вонзил деревянный кол в мой живот.
Он на мгновение замолкает и закрывает глаза. После минутного тяжелого молчания продолжает:
— Макграт и его дружки начали преследовать мою семью. Гонялись за моими сестрами после школы, выбивали камнями окна в нашем доме. Убили домашнюю кошку и повесили ее над входной дверью. Мама жила в страхе, что кто-то из нас, детей, пострадает или что-то похуже, поэтому мы уехали подальше в деревню к ее овдовевшей сестре в надежде, что беда уляжется. Но этого не произошло. Макграт узнал, куда мы отправились. Однажды ночью мы проснулись от запаха дыма и криков моей матери. Выбежав на улицу, мы поняли почему. Отцу подрезали подколенное сухожилие, привязали к дереву и подожгли. Он все еще был в сознании и охвачен пламенем. В агонии. Горел заживо. У Киллиана хватило духу зайти в дом и взять пистолет.
Лиам резко останавливается и переводит дыхание.
Я замираю в ужасе, представляя себе эту картину. Его мать кричала. Его отец горел. Брат поднял руку и нажал на курок, направив пистолет в голову отца.
Это было милосердным, но какую цену, должно быть, заплатил Киллиан, живя с этим с тех пор.
Не могу себе представить.
— Мы похоронили то, что осталось от моего отца, под почерневшими ветвями дерева, на котором он умер, а потом мы с Киллианом отправились на поиски тех, кто убил его. Взяли пистолет, машину моей тети и поехали обратно в город. Найти Эоина и его банду оказалось нетрудно — они зависали в баре. Праздновали. У меня был нож для мяса, а у Киллиана — пистолет. Мы были обычными мальчишками, обезумевшими от горя и точно не способными противостоять полудюжине взрослых мужчин.
— Сколько тебе было лет? — спрашиваю в тяжелую паузу.
— Тринадцать.
У меня скучивает живот.
— Нас выволокли на улицу, отобрали оружие и некоторое время пинали ногами забавы ради. Потом связали и отвезли обратно на ферму.
Его голос падает на октаву.
— По мою душу они обломали почерневшие ветки того самого гребаного дерева. Срезали их и сточили. Затем повалили меня на землю и вонзили один кол в мой живот, а другой — в плечо, придавливая меня камнем в грязь. Киллиану повезло меньше. В пистолете отца оставалось пять пуль. Они перекинули веревку через высокую ветку дерева, подвесили брата за запястья и пнули его, чтобы он раскачивался. Чтобы Макграт использовал его в качестве живой мишени для стрельбы. Он ни разу не промахнулся.
— Господи Иисусе, — в ужасе выкрикиваю я.
Не обращая внимания на мое вмешательство, Лиам продолжает:
— При первых признаках приближения конвоя Макграта моя мать и тетя должны были выбежать через заднюю дверь и увести остальных детей в поле. Было темно. Они могли бы сбежать. Вместо этого они наблюдали из дома, как Макграт и его банда издевались надо мной и Киллианом. Потом те уроды заблокировали двери, облили бензином все переднее крыльцо и подожгли дом. И уехали, смеясь, пока он горел. Я вытащил кол из живота, потом другой из плеча. До сих пор не понимаю, как мне это удалось. Потом спустил Киллиана с дерева. Я не стал проверять, жив ли он, прежде чем побежал обратно в дом, но к тому моменту его объяло пламя. Через окно я видел, как мама на полу обнимала моих братьев и сестер, прижавшихся друг к другу. Поэтому выбил окно голыми кулаками и прыгнул внутрь. Они не двигались. Угарный газ настиг их раньше огня. Я попытался подтащить маму к окну, но она была такой тяжелой. А дым был такой густой…
Он снова останавливается. Стиснув зубы, он лежит тихо и неподвижно, погружаясь в воспоминания.
— Киллиан вытащил меня оттуда, — хрипло говорит он после долгого молчания. — Даже с пятью пулями в теле он сумел спасти мою жизнь. После этого я почти ничего не помню до тех пор, пока не очнулся на больничной койке. Брат лежал на кровати рядом со мной.
Такое чувство, будто наковальня давит на мою грудь. Из уголков моих глаз стекают слезы, скользя по вискам и орошая плечи Лиама.
— Чудо, что ты выжил.
— Мы не должны были выжить. Так говорили врачи. Со временем Киллиан пришел к выводу, что мы выжили не просто так. Что убийство нашей семьи не должно быть напрасным. Нас отправили в приют Святого Стефана для мальчиков, который словно сошел со страниц романа Диккенса. Там и остались, пока не вышли из системы. Потом Киллиан пошел в армию, а я переехал в Дублин и устроился в книжный магазин. Там я встретил девушку. Я думал, мы поженимся, будем жить нормальной жизнью. Но через несколько лет она погибла в результате взрыва. Она попала под раздачу в мафиозных разборках, оказавшись не в том месте и не в то время. Ее разорвало на куски в десять утра субботы. Личность пришлось идентифицировать по зубам.
Я тихо ахаю. Здесь заканчивается тайна Джулии — автора любовных записок в книгах философов. Погибшей в бессмысленном насилии, как и все остальные люди, с которыми Лиам когда-либо был близок.
Неудивительно, что он не хотел подпускать меня к себе.
— Именно тогда я решил, что Киллиан был прав, когда сказал, что убийство нашей семьи не должно быть напрасным. Я решил, что смерть Джулии тоже не должна быть напрасной. Люди, совершившие это, должны понести расплату, и я стану палачом. Именно тогда я присоединился к ДВР.
— Что это значит?
— Департамент военной разведки. Ирландская версия ЦРУ.
Я резко сажусь и смотрю на него широко раскрытыми глазами, чувствуя биение своего сердца. В ушах слышу повторение разговора, который подслушала в ту ночь.
«Восемнадцати лет достаточно. Чудо, что я продержался так долго!»
Мое сердце застревает в горле.
— Ты работаешь под прикрытием?
Его глаза сияют от волнения, когда он протягивает руки и берет мое лицо в ладони.
— Не удивляйся. Затеяно все было не из благородных побуждений. Я сделал все, что сделал, ради мести, а не из чувства долга перед своей страной. Я жаждал крови. Хотел, чтобы мафия заплатила за все, что они у меня отняли. Хотел уничтожить их изнутри.
Я настолько поражена, что едва могу составить связное предложение.