Взять хотя бы слова «заработок поденщика» в той законченной многоточием фразе, за которой поднялся указующий перст теоретика, — разве эти слова не выглядят опечаткой? Разве в истории золотоискателя можно было ожидать упоминания о столь банальных и скучных материях, как «заработок поденщика»? Полноте, да прилично ли такое?
Когда речь заходит о золотоискателях, в воображении тотчас возникает этакий старатель, пребывающий в неведении, сумеет ли он найти свое Эльдорадо, но кому нужен человек, который уверенно и прочно, так сказать обеими ногами, стоит в платежной ведомости? Кому нужен Колумб с конвертом для получки? По-моему, никому.
Зато я ничуть не сомневаюсь, что поголовно у всех читателей брови резко взлетят вверх, едва они увидят следующую фразу: золотоискатель, мол, пополнял свои обеспеченные твердым заработком доходы, выручая некоторые суммы за такие случайные находки, как свинец, цинк, медь и латунь. В конце концов, каждый из нас еще в школе учил, что латунь — вещество ненатуральное, сплав и в природе не встречается. И пусть мы безропотно молчим, когда нам рассказывают, что-де некто обнаружил в шурфе выход фимиамплюсквамфосфата, — молчим, хотя заведомо знаем, что никакого фимиамплюсквамфосфата не бывает; молчим, ибо как-никак ратуем за свободу творчества, но, когда дело доходит до латуни, забавам и шуткам конец. Золотоискатели могут наткнуться на свинец, и медь, и разные другие ископаемые, только не на латунь. Покуда возмущенный читатель не перехватил у меня целиком и полностью бразды правления, постараюсь вернуть их себе. Ведь в конце-то концов это я начал рассказывать, а не он. Стало быть, мне и карты в руки. Вот я и говорю: вскидывая брови, он был совершенно прав, теперь же чувство справедливости мало-помалу ему изменяет. Откуда он знает, где именно отец наряду со свинцом, цинком, медью — и золотом, разумеется, — находил латунь? Разве я говорил, что отец скитался по мексиканским пустыням или сибирским горам? Отнюдь. В эти края читатель забрел сам, едва речь зашла о поисках золота. Фантазия увлекла его за собою.
А в нашей истории ничего фантастического нет; тут говорится лишь о том, что Мой отец нашел золото и что все мы очень этому обрадовались, потому как золото не чета обычному свинцу, цинку, меди да латуни.
Не то чтобы я жаждал внести полную ясность, но мне хочется по крайней мере упомянуть, что в ходе своих поисков отец, бывало, извлекал на свет божий и неметаллические ценности, а именно разного рода древесину, а то и пустые бутылки.
Надеюсь, теперь предостережений достаточно и никто не вздумает выражать сомнения насчет бутылок. А ежели какой неисправимый упрямец все же рискнет это сделать, у меня есть чем возразить: где латунь, там и порожние бутылки. С тем же успехом я мог бы сказать: где латунь, там и дохлые канарейки, и прожженные галстуки, и новенькие натюрморты, и годовые подшивки «Церковного вестника», и стеклянные глаза с облупленными зрачками, и эмалированные таблички с надписями «Осторожно, злая собака!» или «Здесь прокалывают уши!», и водопроводные краны без вентилей. Но эти последние, как правило, сделаны из латуни, и потому мой главный аргумент примет следующий вид: где латунь, там и латунь — а раз так, краны мы вычеркнем. Осталось добавить к нашему перечню только золото, то самое золото, которое отец нашел там же, где была латунь и все прочее, и которому все мы очень обрадовались.
Тот, на кого я уповал, начиная эту историю — а именно смышленый читатель, — небось давно сообразил, где мой отец нашел золото, и, пожалуй, обидится, коли я без всякой необходимости стану уточнять. Пусть, однако, примет во внимание, что все это читает не он один, читают и такие, кому каждый раз надо прямо говорить то, что хочешь сказать. Им-то я и говорю (остальные могут передохнуть до следующего абзаца): мой отец… или нет, так в самом деле нельзя; я снова опускаю ногу, которая совсем было приготовилась шагнуть в край плоских, заезженных фраз; решено: останусь с ценителями и не убоюсь гнева тех, в чьей жизни отныне появится еще одна загадка. А в утешение им можно сказать только, что самое большое в мире удовольствие заключено в загадках этого мира. Что бы из нас вышло, не будь мы вынуждены разгадывать загадки? Вот почему я намерен привести здесь старую-престарую истину: жить — значит щелкать орехи загадок. Или еще точнее: человек — щелкунчик!
Мне, разумеется, хорошо известно, что большинство читателей жаждут быстрого развития событий, этакой повести — пробежки по горам и долам бытия, известно и то, какую неприязнь они испытывают к авторам, которые хватают их за рукав и начинают таскать взад-вперед по одному и тому же унылому коридору мысли, и все-таки я позволю себе еще несколько строк во время короткой передышки: удерживаться от пространных разглагольствований велит нам не только оглядка на других, но и оглядка на самих себя. Мы скучать не любим.