Камердинер заметил легкую улыбку в глазах хозяйки, хотя не понял ее смысла.
— Его милость сейчас придет. Он никогда не оставляет вас надолго.
Шотландец ободряюще кивнул и ушел, унося тазик. Касси ждала графа, наблюдая за волнами, увенчанными белоснежной пеной, и парусами, наполненными мартовским бризом. Устав от ожидания, она заслонила рукой глаза от яркого утреннего солнышка и направилась к синьору Доннетти, стоявшему за штурвалом.
— Где его милость, синьор Доннетти? — робко спросила Касси, поскольку не знала Франческо так же хорошо, как Скарджилла.
— Капитан улаживает небольшое недоразумение, — вежливо объяснил помощник.
— Какое именно? Он ничего мне не говорил. Что произошло, синьор Доннетти?
— Ничего особенного, мадонна, — равнодушно пожал плечами помощник. Последние дни выдались особенно тяжелыми для хозяина с хозяйкой, и теперь Франческо жалел, что не вовремя распустил язык. Но от Касси невозможно было так легко отделаться.
— Повторяю, синьор Доннетти, в чем причина недоразумения?
Он нахмурился и склонился над штурвалом.
— Это один из матросов.., новенький, нанятый перед самым отплытием из Генуи. Достаточно опытный, и все шло неплохо до прошлой ночи. Парень вел себя тихо и даже сторонился остальных членов команды. Но, к сожалению, добрался до джина. Он мгновенно озверел и набросился с ножом, на кого бы вы подумали? Артуро! Стал кричать, что Артуро скармливает команде помои, годные лишь для свиней. — Доннетти философски покачал головой. — Я, конечно, обезоружил его, но нужно было сообщить капитану.
— И что велел капитан?
— Двадцать плетей. Лично я швырнул бы негодяя за борт.
Касси невольно повернулась к грот-мачте.
— В кубрике, мадам, — подсказал Франческо, проследив за ее взглядом. — Капитан не хотел, чтобы вы увидели порку.
Касси охнула, вспомнив о синяках, которые оставил у нее на спине ремень Энтони.
— Как зовут этого человека, синьор Доннетти?
— Луиджи. Я бы ни за что не нанял его, если бы не рекомендации знакомого капитана торгового судна. Он неплохо справляется с работой и обычно никого не трогает.
Когда Касси за обедом стала расспрашивать мужа о случившемся, тот, как и синьор Доннетти, просто пожал плечами.
— Ничего из ряда вон выходящего. Этому парню вредно спиртное, я полагаю. Он скоро оправится.
— Ты сам порол его?
— Да.
Вспомнив что-то, Энтони нахмурился.
— Странный он какой-то. Хныкал, как трус, но отказался снимать рубашку. Я оставил его с кровавыми лохмотьями на спине.
— Но откуда Луиджи достал джин?
— Как ни странно, у Артуро Тот прятал бутылку в кубрике, и негодяй обнаружил его тайник.
— Интересно, — усмехнулась Касси, — подливал ли Артуро это мерзкое зелье в йоркширский пудинг?
— Я бы не возражал, если бы это заставило тебя побольше есть.
Он оценивающе оглядел ее груди, выпиравшие над кружевной отделкой лифа.
— По-моему, ты немного поправилась, любовь моя. Касси опустила глаза. Последнее время ее платья стали несколько тесны.
Граф допил вино и отодвинул стул. Скрестив руки на груди, он небрежно вытянул длинные ноги.
— Я только сейчас вспомнил, дорогая, что ты не держишь слова — Слова, милорд?
Подняв глаза, Касси увидела у него на лице широкую насмешливую улыбку.
— Прежде чем начать, однако, я должен осмотреть твое плечо.
— Я плесну вином в твою самодовольную физиономию, если ты не прекратишь молоть вздор.
Девушка подняла бокал, словно готовясь исполнить угрозу.
— Как в ту первую ночь, Кассандра? — хрипло спросил он.
Касси медленно кивнула, живо припомнив ту взбешенную перепуганную девочку, вооруженную только глупой бравадой.
— Предпочитаю вспоминать нашу вторую — совместную ночь.
— Не сомневаюсь, милорд. Может, признаетесь теперь, действительно ли ваша бесценная графиня Джиусти.., уж она-то наверняка с готовностью расставляла перед вами ноги — так восхищалась вашими блистательными талантами в постели?
— Вряд ли тебе понравится мой рассказ. Однако, Кассандра, я попрошу тебя воздерживаться от вульгарностей.
— Не понимаю, милорд, почему мужчинам можно все, а женщинам нельзя? Вечно им приходится, если можно так выразиться, балансировать на одной ножке и следить за своими выражениями, чтобы не показаться чересчур откровенными!
— Что ж, сага, следуя твоей метафоре, ты вечно скачешь на одной ножке, и я неизменно взываю к своей снисходительности, чтобы ты окончательно не потеряла равновесия.
Касси окинула мужа негодующим взглядом и гордо выпрямилась:
— Позвольте заметить, милорд, я буду говорить и делать все, что мне угодно, и не потерплю никаких нотаций.