Она попыталась отодвинуться, но тут же поняла, что в этом случае он точно проснется.
Касси уставилась на него. Во сне граф казался беззащитным, уязвимым, как ребенок. Смоляная прядь падала на высокий лоб. Черные ресницы, длинные и густые, веерами лежали на щеках, совсем как у девушки, но ни у кого не повернулся бы язык назвать это лицо женственным.
Девушка снова отметила прямой римский нос, четко очерченные высокие скулы, большой чувственный рот, квадратный подбородок. Она вспомнила, как все знакомые дамы восхищались им, находя неотразимым, порочно-красивым, и называли падшим ангелом.
Касси решила, что определение “порочный” как нельзя лучше подходит этому человеку. В живот ей упиралось мускулистое бедро, темные завитки ласкали кожу, и девушка поморщилась от стыда.
Граф глубоко вздохнул и перевернулся на спину. Касси медленно высвободилась и сползла с кровати, с облегчением увидев, что он не открывает глаз. Вода в тазике давно остыла, но ей было все равно. Касси хотела умыться и одеться до его пробуждения. Она стала энергично намыливаться, когда за спиной раздался его голос, ленивый и слегка насмешливый:
— Я был бы счастлив помочь тебе, Кассандра. Касси резко обернулась. Намыленная салфетка выскользнула из ослабевших пальцев. Девушка в отчаянии огляделась, безуспешно пытаясь найти чем прикрыться. Синий халат остался в дальнем углу каюты, на полу, там, где Энтони раздел ее вчера вечером.
— Вы проснулись, — тупо пробормотала она, поднимая салфетку и прикрывая ею низ живота.
— Да, и истосковался по тебе. Вернись в постель, Кассандра, еще совсем рано, и даже чайки спят.
— Я не устала.
— В таком случае мы.., поговорим. Ты не возражаешь, что я небрит?
— На вашем смуглом лице щетина не видна.
— Но мне не хочется подниматься и нести тебя к кровати.
Он приглашающе похлопал по перине. Касси хотелось послать его к дьяволу, но внезапно она осознала, что не сводит глаз с его тела. Легкий, будоражащий озноб прошел по спине, и девушка вздрогнула.
— Значит, мы будем разговаривать? — прошептала она. — Вы обещали.
— Конечно Мы станем делать все, что ты захочешь.
Но я не знаю, чего захочу, стоит мне очутиться рядом с тобой!
Девушка положила на комод влажную салфетку и медленно подошла к кровати, отводя взгляд. Энтони откинул одеяло. Она скользнула в постель, укрылась так, что выглядывали только глаза и нос, и легла на спину, уставившись в потолок. Он повернулся на бок, лицом к Касси, и подпер рукой голову.
— Ты хорошо спала?
Частое прерывистое дыхание постепенно выровнялось, когда Касси увидела, что граф не пытается коснуться ее.
— Да, очень, — честно ответила она.
— Превосходно. Не стану напоминать тебе о причине.
Шутливые нотки в голосе исчезли, и он продолжал уже серьезнее:
— Не бойся меня, Кассандра. Я сдержу слово.
— Я не боюсь вас!
— Понимаю. Отныне тебе приходится бояться только себя.
Касси задохнулась, готовая убить его за то, что он так легко проник в ее мысли, и, плотно сжав губы, отвернулась.
— Я уже говорил вчера, что ты никого не предаешь, и это чистая правда.
— А по-моему, ложь.
Она резко повернулась к нему, удивленная своим хладнокровием:
— Но подобного больше не повторится. Я не позволю себе.., испытать все это снова.
— Ни один человек в мире не способен смирить собственную страсть, Кассандра. Это могучая сила, с которой невозможно бороться. Так иногда бывает между мужчиной и женщиной, и ничего нельзя поделать.
Но я пылала страстью к Эдварду!
И даже твердя себе это, Касси уже не была так уверена. Скорее.., скорее ею двигало любопытство, и она никогда не сомневалась, что ее любовь к нему позволит им обоим познать наслаждение.
Граф видел ее смущение, боль и стыд и пытался найти подходящие слова, чтобы утешить. Но был застигнут врасплох, когда она неожиданно спросила глухим, безжизненным голосом:
— А моя мать? Вы пылали к ней той же страстью?
— Я никогда не был близок с твоей матерью. И хотя был в то время совсем юным, естественно, обладал богатым воображением взрослого мужчины и пытался представить, как это могло быть.
— Она желала вас?
Констанс… Прошло столько лет с тех пор, как он грезил о ней! Не будь Кассандра так похожа на мать, ее образ давно уже потерял бы четкость, а лицо расплывалось бы перед глазами.
— Не уверен. Годы смягчают остроту воспоминаний.
Энтони помедлил и пристально всмотрелся в дочь Констанс. Кроме внешнего сходства, у них не было ничего общего.
Он заметил, что девушка ждет ответа, не сводя с него обвиняющих глаз, и невозмутимо пояснил: