Они миновали множество закрытых дверей, по-видимому, спален, и Касси предпочла бы любую, избегая делить комнату с графом. Он помедлил перед широкими двойными дверями, повернул ручку из слоновой кости и торжественно объявил:
— Наша спальня, дорогая, и моя любимая комната на вилле.
Она прошла мимо него в пугающе-огромную комнату, по размерам скорее похожую на бальную залу. На белоснежных оштукатуренных стенах почти не было портретов, и от этого комната казалась еще просторнее. Окна закрывали занавеси из золотистой парчи. В противоположных концах возвышались белые мраморные камины, украшенные лепными фруктами и крылатыми херувимчиками. На дубовом полу были разбросаны несколько ярких ковриков разных цветов и рисунков. В глубине виднелась арка, и, приблизившись к ней, девушка поняла, что комната еще больше, чем представлялось, и в форме буквы L.
Касси повернулась к графу, пристально наблюдавшему за ней.
— Великолепная комната, милорд, — призналась она и вопросительно взглянула на тяжелые парчовые занавеси.
— Теперь ты увидишь, почему эта спальня — моя любимая.
Он подошел к гардинам и потянул за бархатный шнур. Золотистая парча раздвинулась, открывая высокие окна от пола до потолка, занимавшие всю стену и выходившие на террасы сада, утопавшего в экзотических цветах, засаженного деревьями, обвитыми густым плющом. К северу расстилались зеленые холмы, устремленные вершинами в небо. Касси прошла через арочный портал и, едва не охнув от изумления, вовремя прикрыла рот рукой. К югу раскинулась Генуя, и даже отсюда Касси была потрясена величием этого древнего города. Средиземное море сверкало и переливалось на полуденном солнце, высокие мачты кораблей чуть подпрыгивали на волнах.
Граф неожиданно повернул защелку, и окно превратилось в дверь, ведущую на узкий длинный балкон. Белые каменные перила совершенно исчезали под цветочными ящиками. В воздухе разливался пьянящий аромат белых и розовых гвоздик, ослепительно белоснежных камелий, жасмина и даже цветов апельсина и олеандра — невысокие деревца стояли в керамических горшках по обоим концам балкона.
Касси перегнулась через перила, чтобы полюбоваться мраморными статуями в греческом стиле, окруженными апельсиновыми и миртовыми деревцами. Слышался мелодичный перезвон воды, играющей в древнем фонтане — огромной чаше, увитой плющом. Над чашей стояла статуя мальчика с кувшином на плечах, из которого лилась бесконечная прозрачная струйка.
— Как прекрасно! — вздохнула Касси. — В жизни не видела ничего чудеснее. Словно в сказку попала.
— Да, — тихо согласился Энтони, облокотившись на перила. — Если бы не куда более строгие обычаи и законы, которые царят в Генуе, я и не подумал бы скучать по Англии.
Касси вопросительно подняла брови.
— Видишь ли, — пояснил граф, — генуэзцы — люди бережливые и крайне экономные. Те туалеты, что я накупил тебе, сочтут безумным мотовством и решат, что я кичусь своим богатством. И если я часто ношу черное, то лишь потому, что когда я в таком наряде, мои генуэзские приятели относятся ко мне как к своему, а не как к чужаку-аристократу. — Он с сожалением покачал головой и добавил:
— Есть только одна вещь, которую, генуэзцы не считают непозволительной роскошью, и это парик.
— Но я никогда не видела вас в парике, — возразила Касси, невольно улыбаясь.
— Верно, и не увидите. Но генуэзцы обожают их, причем выбирают самые причудливые создания куаферского искусства. В начале нашего века дож наложил запрет на парики, но, как ты сама убедилась, на всех портретах этого периода мои предки красуются в париках. По-моему, даже существует закон, но и тогда и сейчас его нарушали и нарушают. Представь себе, в Генуе куда больше цирюлен, чем кафе.
— Мой отец тоже всегда носил парик, — вспомнила Касси, — белый, с маленькими толстыми букольками над ушами.
— Припоминаю, — улыбнулся граф и, подхватив Касси под руку, увлек ее в глубь спальни. — Вот эта дверь ведет в гардеробные, — продолжал он и уже хотел подойти ближе, но тут заметил, что Касси не сводит глаз со стоящей на возвышении гигантской кровати с четырьмя резными столбиками, на которых резвились пухленькие голые херувимчики. — Величественное зрелище, правда? — шутливо осведомился он. — Мой отец очень ее любил. По сравнению с ней ложе на “Кассандре” кажется жалким топчаном.
Касси подумала, что человек пять действительно могут расположиться на этой кровати, и еще останется место. Она тоскливо вздохнула:
— Но, милорд, на вилле, конечно, есть немало свободных спален. Я предпочла бы иметь собственные покои, если вы не возражаете.