— Что ты делаешь, дорогая?
Касси испуганно отстранилась:
— Слушала, как бьется сердце. Теперь уже медленнее.
— Надеюсь, иначе мне просто не выжить, — пошутил Энтони, не отрывая взгляда от ее волос, полузакрывших плечи и налитую грудь.
С трудом подняв руку, он погладил маленький розовый сосок. Касси затрепетала. Ее глаза в мягком сиянии свечи сейчас казались почти черными.
— Моя бедная любовь, — еле слышно пробормотал граф, укладывая ее на спину.
— Я ничего не… — начала она, но Энтони не дал ей договорить, зная, что ее пламенная, неутоленная страсть требует высвобождения. И когда он принялся теребить губами упруго-податливую плоть, где сосредоточились все ее желания, Касси негромко охнула. Энтони наслаждался, слушая тихие вскрики, эту музыку любви, вырывавшуюся у нее из горла, и, на мгновение оцепенев, почувствовал нарастающий экстаз. — Пожалуйста, Энтони, — простонала она, прижимаясь бедрами к его рту, — войди в меня сейчас.
Энтони с сожалением усмехнулся, поцеловал еще раз ее вздрагивающую плоть и, приподнявшись, лег рядом с девушкой.
— Мое сердце все еще стучит, ужасно быстро и громко. Ты не…
Он заглушил ее слова поцелуем.
— Прости, любимая, но пока, боюсь, я не способен на подвиги. Видишь, вот поэтому мужчина должен сначала дать наслаждение женщине.
— Понимаю, — выдохнула она, продолжая гладить его плечи. — Ты хочешь сказать, что не должен был.., покидать меня.
— Совершенно верно. Но ты довела меня едва ли не до безумия, сага, — откликнулся Энтони, нежно лаская ее груди. — Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, Кассандра. Ни одна женщина…
Он мгновенно осекся, заметив слегка сдвинутые брови Касси.
— Ты хочешь сказать… — произнесла она странно-глухим, невыразительным голосом, — ..что ..как это говорится, у тебя было немало любовниц?
Энтони растянулся поудобнее и прижал к себе ее податливое тело. Прямота и чистосердечие Касси забавляли его. Неужели она настолько наивна, что считает, будто он провел все эти годы в целомудрии?
Энтони откинул у нее со лба облако волос и усмехнулся.
— Сейчас это уже не важно, — покачал он головой, и, к его удивлению, Касси прекратила допрос и, вздохнув, прижалась к его плечу.
Ее пальцы легонько пробежали по его груди и животу. Губы коснулись плеча, а язык ласкающе скользнул по коже. Энтони, счастливый оттого, что она хочет его и не стесняется показать это, ощутил, как наливается и восстает его плоть.
— Ты чародейка, Кассандра, — прошептал он, вонзаясь во влажные, готовые к его вторжению глубины. Глаза девушки медленно темнели, подергивались пеленой, и Энтони сдерживал себя, пока она наконец не застонала и не заколотила его по спине кулачками.
Потом они долго лежали молча, прижавшись друг к другу так близко, что слышали, как бьются их сердца. Энтони бережно поцеловал ее сомкнутые веки.
— Ты мне нужна, сага, — тихо признался он. — Я безмерно люблю тебя и хочу. Знаю, тебе трудно довериться мне и отдаться до конца. Но я не собирался причинять тебе боль.., просто не мог оставить другому.., должен был увезти, дать время и возможность полюбить меня, так же сильно, как люблю тебя я. Прошу, не думай обо мне как о жестоком, безжалостном негодяе. Я мечтаю сделать тебя счастливой, дорогая, и прошу стать моей женой, возлюбленной и партнером.
От его былой надменности сейчас не осталось и следа. Он говорил так мягко, почти умоляюще, что Касси была глубоко тронута, впервые почувствовав, насколько он бывает уязвим. Ей на кратчайший миг захотелось ответить на его признание, но внутренняя борьба пересилила. Она сама себя не понимала. Неужели ее страсть превратилась в такую могучую силу, что она готова простить ему все?
Девушка медленно, с сожалением покачала головой.
— Если вы действительно хотите моего счастья, милорд, прошу, исполните мою единственную просьбу.
Его темные глаза сузились, но голос по-прежнему оставался мягким:
— Да, любовь моя?
— Позвольте мне написать Эллиоту и Бекки.
— И Эдварду Линдхерсту? — неожиданно резко спросил граф, но от Касси не укрылась скрытая за небрежным тоном боль.
— Да.
— Нет, Кассандра. Девушка быстро отстранилась:
— Почему, милорд? Вы боитесь, что Эдвард приедет сюда и увезет меня?
— Ему будет довольно сложно незаметно появиться в Генуе, — спокойно бросил он. Но в голосе уже не слышалось прежней мягкости.
— По крайней мере позвольте мне написать им, что я жива! И если вы настаиваете на этом, я не сообщу, где нахожусь.