Другая его рука легла ей на плечо, он привлек ее к себе и ничего не ответил, но она почувствовала, как часто забилось его сердце.
Она положила голову ему на грудь. О, как много хотела она сказать ему, сколь о многом спросить! Но она не желала принуждать его. Какая бы забота ни тревожила его, он явно страдает. Придет время, и он поделится с ней свой печалью.
И запечатлев нежнейший поцелуй на его шее, над воротом рубашки, она примирилась с его молчанием. Она не станет торопить его.
Им уже некуда спешить. Они вместе, они в безопасности. Это главное.
Было что-то зловещее в тишине, окутавшей этой ночью дом. Макс быстро миновал длинный коридор, ведущий в гостевую спальню в западном крыле, которую занимали они с Мари. Почти час провел он во дворе, разговаривая с охранниками.
Обсуждал изменения в планах.
Притворив за собой дверь, он увидел, что Мари уже спит. Он разулся у двери и, бесшумно ступая по мраморному полу, прошел к постели, которая представляла собой огромный круглый матрац, расстеленный на возвышении за газовой занавесью и заваленный множеством мягких подушек. Свет масляной лампы с низкого столика у ложа нежно золотил кожу и волосы Мари.
Остановившись у постели, он смотрел на нее сверху сквозь разделявшую их прозрачную занавесь. Нежность и страсть завязались в нем. Мари была как сама мечта, сладкая и невозможная, окутанная туманом мечта. Она лежала на боку, ее рука покоилась на его подушке, простыни и сорочка ее были смяты, словно она долго ворочалась в ожидании его.»
Жена.
Нет. Она ему не принадлежит.
Его взгляд упал на золотое колечко, поблескивавшее на ее пальце. Лживый символ лживых обещаний. Он бы отдал все, чтобы иметь возможность забрать его, а затем снова подарить ей, но только сделав его таким же искренним, какими искренними были чувства, переполнявшие его сердце.
Будет ли у него когда-нибудь такая возможность?
Он поморгал, прогоняя выступившие слезы, и задержался еще на мгновение, стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку этого лица, каждый тончайший изгиб этого тела. За минувшие три дня он несколько раз был на грани того, чтобы открыть ей правду – правду о себе и о своей миссии. Какая-то часть его страстно желала этого, но...
Но другая его часть отчаянно цеплялась за каждый час совместного их бытия, за каждую секунду даримой ею любви. Быть может, ничего другого у него не будет, – только воспоминания об этих так быстро пролетевших днях.
А сейчас в запасе у него не было даже часа, чтобы побыть с ней.
О, как хотелось ему скользнуть к ней на это ложе, разбудить ее поцелуями и, разбудив, любить ее, быть может, в последний раз. Но он не мог позволить себе этого. Он выполнит еще одно, назначенное самому себе задание, а затем уйдет. Пусть спит. Лучше избегнуть боли расставания.
Он повернулся и пошел к двери. Подхватив свои сапоги, он выскользнул в темный коридор и направился в глубь восточного крыла, в библиотеку.
До нынешнего дня он рассчитывал, что они проведут здесь пapy-другую недель. Но сегодня утром, когда вышли первые лондонские газеты, все его планы рухнули.
Первоначально они с Саксоном и Джулианом условились, что он и Мари побудут здесь, пока братья попытаются разузнать, кто из чиновников секретного ведомства состоит в сговоре с французами. Д'Авенанты располагали сетью надежных информаторов, работавших в весьма своеобычных и небесполезных районах города, и время от времени, когда требовалось получить важные сведения политического или коммерческого характера, прибегали к их услугам. Саксон был уверен, что эти люди быстро вычислят предателя.
Они договорились, что он даст знать Максу, и тот привезет Мари в Лондон. Макс настойчиво твердил, что должен постоянно находиться рядом с Мари, дабы защищать ее, и они с братьями сошлись на том, что он сообщит о ней властям, но не откажется от нее.
Ему даже удалось убедить себя, что она, может быть, поймет его и в конце концов простит.
Однако объявление, напечатанное во всех утренних газетах, просмотренных им, изменило все их первоначальные планы.
Это было приглашение. То самое, которое он уже получал однажды и понять которое могли только он и еще двое.
Приглашение, заставившее его сердце замереть.
Он вошел в библиотеку – или, скорее, в комнату, отведенную под библиотеку. Сейчас здесь стоял лишь письменный стол Саксона, древний и бесконечно любимый им, кожаное кресло, да несколько ящиков с книгами. Он зажег лампу и, нащупывая в кармане жилета очки, взял одну из брошенных на столе газет.
Опустившись в кресло, он развернул газету и надел очки. Среди военных сводок и сообщений о несчастных случаях, мелким шрифтом были набраны те самые слова, которые однажды, с месяц назад, принес ему на серебряном подносе лакей.
Слова, приведшие его на тайную встречу в район Южных доков.
Сударь, если Вы не желаете допустить повторения того, что случилось с Вашим братом и его судном, приходите в таверну «Ястреба и воробья» на Бишопгейт-стрит в назначенные ранее день и час.
Только на этот раз ниже было написано:
Девушку оставьте в безопасном месте. Если не доверяете мне, можете взять с собой товарищей, но обязательно приходите.
И на этот раз внизу стояла подпись. Всего одна буква.
В.
Вульф.
Макс свернул газету и сунул ее в кипу старых газет на столе.
Ловушка. Так подсказывал ему инстинкт, обострившийся за эти недели.
Однако чертовски странная ловушка.
Девушку оставьте в безопасном месте. Если это так и Вульф работает на французов, то почему он не требует привести туда Мари? Ведь сам по себе Макс им ни к чему.