Когда Рождество находилось уже в угрожающей близости, я робко завела с Брайаном разговор о том, какие блюда он предпочитает на Рождество (понятия не имею, что бы поменял его ответ – верхом моего мастерства были бутерброды, намазанные креветочным сыром). Посмотрев на мое смущенное лицо, он прыснул от смеха:
– Да брось, Летти, не хочешь же ты, чтоб мы и вправду, как пожилая семейная пара, сидели дома и уплетали морковный пирог. Я же прекрасно вижу, что это не твое. Уверен, мы найдем гораздо более веселое времяпрепровождение.
Не удержавшись, я облегченно выдохнула. Как всегда, он без труда развеял охватившее меня напряжение.
– Как же я рада, что ты это сказал! Когда я стараюсь примерять на себя роль хранительницы очага, то чувствую себя ужасно глупо.
– А мне кажется, ты выглядишь мило.
– А мне кажется, ты нагло и откровенно лжешь!
– Разве что совсем немного, – он притянул меня к себе и поцеловал в губы. – Но тебе и не придется изображать из себя хозяйку, любимая. У меня на тебя другие планы.
***
Площадь у Рокфеллер-центра буквально бурлила от переполнявших ее людей. От золотистого света огней, вспышек фейерверков и подсвеченных нежным сиянием фигур крылатых ангелов вокруг было светло, как днем. В центре площади высоко в небо устремлялся знаменитый Рокфеллер-плаза, озаренным лиловым светом, – роскошный небоскреб в стиле ар-деко, одно из высочайших зданий в Нью Йорке. У его подножия величественно возвышалась рождественская елка, сверкающая тысячами огоньков так густо, что было не видно ее лохматых веток. Ель была увенчана огромной золотой звездой, словно особа королевской крови. К ней, как светлячки к ярко горевшему во тьме ночи фонарю, стекалась веселая толпа. Отовсюду слышались громкие крики, шутки, поздравления и сдобренный щедрой долей алкоголя смех. Всех, кому не по душе были уютные посиделки в домашнем кругу, стягивались сюда, в самое сердце Нью Йорка.
Мы с Брайаном, крепко держась за руки в мягких перчатках с пушистой оторочкой, тоже старались протолкнуться поближе к рождественской ели. Это было довольно непростое испытание, учитывая, что нас то и дело толкали со всех сторон, едва не сплющивая в лепешку своей массой. Кто-то даже не обращал на это внимания, кто-то в качестве своеобразного извинения предлагал выпить с ними, а кто-то звал присоединиться к ним «на самую невероятную вечеринку этого года, о которой вы будете рассказывать своим детям и внукам». Мы же только смеялись и вежливо отказывались. Что ж, такова волшебная атмосфера праздника – объединяет испытывающих общее чувство блаженной эйфории людей, которые завтра друг на друга и не посмотрят.
Невероятными усилиями воли, настойчивости и локтей нам все-таки удалось пробиться к самому центру площади. Мне казалось, что я буквально вибрирую от возбуждения. Мной владело дурашливое, безрассудное, абсолютно сумасшедшее чувство веселья, подпитанное и многократно усиленное сомкнувшейся вокруг нас возбужденной толпой. Даже если бы громадный небоскреб сейчас пошатнулся и обрушился на наши головы – наверное, и это не омрачило бы моего настроения. Ах, как же мне было хорошо! Как же прекрасно просто наслаждаться жизнью и ни о чем не думать! Устремленный на меня восхищенный взгляд Брайана, ощущение его руки в моей, красочные переливы огней, заставившие отступить саму тьму, задорный смех и буйство – все это пьянило меня покрепче любого алкоголя. Мной владело удивительно чувство нереальности всего происходящего, и мне хотелось подольше растянуть эти быстротечные мгновения сказки.
Брайан достал фотокамеру (я уже упоминала, что он бы скорее отрезал себе руку, чем расстался с ней?) и предложил сделать несколько моих кадров, но на этот раз – только для того, чтоб нам запомнился этот день. Я же только смеялась и дурачилась, не имея ни малейшего желания позировать ему. Но он, кажется, совсем не имел ничего против.
– Ты ненормальная, Летти, я уже говорил тебе это?