Но я все же продолжала лелеять отчаянную надежду, что все это – лишь плод моего воображения. По этой причине однажды вечером я решила невзначай поинтересоваться у Брайана, почему он стал гораздо реже фотографировать меня. Вопрос был задан самым небрежным тоном, чтоб он не догадался, что я все понимаю. На самом же деле, все внутри меня сжималось от страха в ожидании ответа.
Он оторвал взгляд от записной книги в руках, посмотрев на меня с удивленным выражением.
– Я подумал, что тебя это уже начинает раздражать, – коротко сказал он. – Разве не ты сама жаловалась, что я слишком много времени провожу с твоими фотографиями и слишком мало – с настоящей тобой? Я решил, что действительно слишком увлекся личными интересами, и совсем перестал заботиться о том, что нравится тебе, милая.
Он улыбнулся мне и снова вернулся к записям в своем блокноте.
Какая неприкрытая ложь!
Но мне совсем не хотелось выглядеть истеричкой, которая хочет сначала одного, затем другого, но при этом все равно недовольна исходом. К тому же, никакие разговоры не в силах вновь разжечь его интерес. Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ, проглотив подступившую горечь.
***
Но долго притворяться, что все хорошо, было невозможно. С каждым днем становилось хуже и хуже, и я понимала, что абсолютно все выходит из-под моего контроля. И возглавило этот список то, что мне никак не удавалось вернуться к прежним параметрам, что стало для меня полнейшей неожиданностью – раньше мне не составляло труда сбросить лишний вес. Но расслабившийся после отступления от постоянных диет организм отчаянно сопротивлялся тому, чтоб его вновь сковали чередой ограничений. Мне приходилось прикладывать титанические усилия, чтоб не съесть чего-то сладкого, соленого, жареного или жирного. В конце концов я убеждала себя, что ничего не случится, если я позволю себе маленькое миндальное пирожное или пару кусочков пиццы. А на следующий день буду есть только овощной салат и яблоки. Однако такие мысли только заставляли меня лихорадочно заталкивать в себя как можно больше еды до того, как я посажу себя на голодный паек. Я ненавидела себя за это, ругала последними словами и обвиняла в отсутствии воли, однако поделать ничего не могла. Кажется, собственное тело восстало против меня.
В итоге, я, кажется, еще больше поправилась. От этого я начинала нервничать и раздражаться еще сильнее, что заставляло меня съедать в два раза больше еды, проклиная себя за это и клятвенно обещая на следующий день пить одну только воду. И со слезами на глазах запихивала в себя очередной эклер с заварным кремом, от которого меня уже выворачивало, но остановиться было выше моих сил. Я не понимала, что со мной. Я совершенно не могла себя контролировать. Наверное, моя нервная система окончательно расшаталась из-за переживаний о Брайане и собственном шатком будущем, которое не обещало мне ничего утешительного.
С такими параметрами я уже даже не пробовала отправлять фото в модельные агентства – это представлялось абсолютно бесполезным занятием.
«Наверное, лучше будет поискать объявления фотографов, которые ищут моделей для расширения своего портфолио или оттачивания мастерства», – решила я. В конце концов, позировала же я для Брайана, и справлялась с этим довольно неплохо. Правда, платят за это не так уж много, но и соответствия таким строгим параметрам там не требуется… Но, даже если я и получу немного денег за несколько таких съемок, их будет хватать в лучшем случае только на жизнь, но уж точно не на то, чтоб поступить на факультет актерского мастерства. Хотя это сейчас не главная моя проблема. Тут я обычно спохватывалась, что думаю так, словно Брайана уже нет рядом со мной, и мои спутанные, отчаянные мысли окончательно превращались в хаос…
Вторая же причина окончательно сводила меня с ума, лишая последних остатков покоя. Это была ревность. Жестокая, изматывающая, непреходящая, как зубная боль, ревность, впивающаяся в меня железными зубьями и раздиравшая мою плоть на части. С того самого момента, как я начала выискивать малейшие признаки охлаждения ко мне Брайана, я стала все чаще присматриваться к фотографиям, над которыми он работал по вечерам, уделяя особенное внимание повторяющимся лицам. И, разумеется, я не могла не заметить, что некоторые снимки он редактировал особенно долго, тщательно и, как мне показалось, упоенно.