Остальное же свободное время я проводила с новыми знакомыми с работы и театра. Конечно, было бы откровенным враньем сказать, что со всеми у меня складывались прекрасные отношения, и я пребывала в полной гармонии с окружающим миром. Разумеется, случились и недопонимая, и ссоры, и личная неприязнь, да и еще много чего малоприятного. Но, знаете, когда вы смотрите на людей, загодя стараясь разглядеть их хорошую, а не плохую сторону, вы поразитесь, как приятно удивить может этот мир.
А однажды мои старые друзья, о которых, я, конечно же, не забывала, не стали дожидаться, пока у меня появиться время навестить их, и заявились в Нью Йорк самолично. Даже старина Роджер решился ради меня на время покинуть свой уютный мирок, заключенный в тесных стенах «В мечтах о Париже», а это уже было настолько героическим поступком с его стороны, что я тут же значительно возвысилась в собственных глазах. Я успела очень соскучиться за ними, и тут же пригласила их отпраздновать приезд вместе со своей семьей. Всем им было очень приятно общество друг друга, а Кэти, покраснев, шепотом призналась мне, что, когда вырастет, хочет выйти замуж за Джорджа. Правда, я так и не поняла, почему.
Наслушавшись моих восторженных рассказов о кулинарном мастерстве Роджера, мама с папой были, конечно, очень заинтригованы. Так что он не преминул расширить аудиторию своих поклонников до самого Нью Йорка, приготовив настоящее произведение искусства – роскошный воздушный торт безе со сливочным кремом и клубникой. Мама, которая была неумеренной сладкоежкой, безапелляционно заявила, что Роджер должен немедленно открыть свою кондитерскую в Нью Йорке, а мы с Джорджем горячо поддержали ее. Роджер, признаться, и сам начал задумываться об этом, заявив, что Нью Йорк совершенно очевидно нуждается в спасении, даже в большей степени, чем Париж, с которым еще не все так потеряно. Что ж, не знаю, смириться ли Джастина с таким поворотом событий, но, кажется, Холдены будут у нас частыми гостями.
А я же… А я, несмотря на недостаток свободного времени, частую усталость и одновременное совмещение множества дел, все же чувствовала себя живой и полной сил и энергии, как никогда раньше. Как ни странно, чем больше я делала, тем больше понимала, сколько еще неизведанного и заманчивого окружает меня со всех сторон. Мне хотелось предпринять еще больше, наверстать все упущенное время, познать все грани жизни во всем ее разнообразии. Я хотела попробовать ее на вкус и взять от нее все, что только можно. Конечно, невозможно было изведать и ощутить все на свете, однако я старалась изо всех сил – я полностью погружалась в то, чем занималась, и наслаждалась каждой секундой, смаковала каждый момент, чувствовала его всем своим существом. Кто бы подумал, что жизнь может быть так приветлива к тем, кто открывается ей навстречу, а не упрямо сопротивляется ее дарам?
Что же касается Брайана… Что ж, я не могу сказать с чистой совестью, что ни разу не думала и не вспоминала о нем. Разве это было возможно? Все-таки столь сильные чувства, в чем бы не крылся их источник и к какому бы исходу они не привели, не могут исчезнуть без следа, не могут забыться или раствориться в череде последующих событий. Но я могу с уверенностью сказать, что больше не испытывала ни горечи, ни боли, ни обиды на него. Он стал для меня приятным воспоминанием, теплым островком в глубинах моей памяти. Я больше не стремилась стереть малейшее напоминание о нем из своей жизни, ведь с ним я была когда-то очень счастлива. Как бы там ни было, но все же я любила, и все же была любима. Я не хотела забывать его. Вместо того, чтоб отвергнуть боль, я ее приняла. Моя история с Брайаном – это часть моей жизни, и так будет всегда. Благодаря ему я смогла стать той Летицией, которой я была сейчас. Я сохранила внутри себя то необыкновенное чувство, которое испытывала рядом с ним, и оно стало неотъемлемой частью моей личности. Вот только теперь я знала, что мне не нужен ни он, ни кто-либо другой. чтоб чувствовать себя значимой, особенной и неповторимой. Я не нуждалась в холодном небесном теле, отражающем мой внутренний свет, чтоб я могла его разглядеть. Я наконец-то смогла сиять сама по себе.