Я уныло перевела взгляд на стол, полностью заваленный бумагами, ручками, файлами, вырезками из газет и журналов, листами с собственными пометками, скрепками, маркерами и корректорами. Поверх всего этого стоял ноутбук, из-под которого я то и дело выуживала нужные мне бумаги. Я систематически, с периодичностью раз в пол часа, приводила весь этот бумажный хаос в относительный порядок, однако уже через пару минут написания заметок, поисков предыдущих выпусков газет, проверкой соответствия написанных мною строчек с присланной мне информацией, редактуры, корректуры и подготовки вымученного сырого черновика все снова приходило в изначальный вид, то есть в состояние полнейшей неразберихи.
Нужно сказать, что меня вся эта рутина уже нисколько не раздражала, не злила и не выводила из равновесия. Я вообще перестала испытывать какие-либо эмоции по поводу работы. Даже беспробудное уныние, которое поначалу вызывало во мне все это скопище бумаг, ровные, напечатанные мелкими буквами строчки, запах краски и монотонная работа, и то пропало. Осталась только тупая, всепоглощающая скука. Каждый день одинаковых, повторяющихся действий, душный офис, работники, говорящие только о том, как бы успеть уложиться в сроки, написание новостей, которые все равно никого не интересовали – все это словно закупорило во мне рецепторы, ответственные за вызов какой-либо реакции. Сейчас я была бы рада любому чувству – пусть даже разрушительному. Мне хотелось разозлиться, закричать, разрыдаться, даже разразиться бранью – что угодно, только бы хоть что-то ощутить. Только чтоб перестать чувствовать себя офисным планктоном, вся жизнь которого сосредоточилась на печатании текста и перебирании бумажек.
Изо дня в день повторялось одно и то же, как в фантастических фильмах, где главный герой вынужден всю жизнь возвращаться в определенный момент: я просыпалась под противный звон будильника, заливала мюсли обезжиренным молоком, быстро делала упражнения, так как в тренажерный зал теперь удавалось заглядывать гораздо реже, бежала в офис, ознакамливалась с планом работы на сегодня и приступала к его выполнению. Затем, ровно в 13.00, шла на обед в небольшую забегаловку возле редакции, и покупала там диетическую шаурму с овощами или немного необработанного риса с фасолью. Подкрепившись, я возвращалась в кабинет и оставалась там еще до 18.00.
Время от времени я пересекалась с коллегами, серьезными, погруженными в работу мужчинами и женщинами в среднем лет сорока, втиснутыми в строгие костюмы, снисходительно посматривающими на меня с высоты своего опыта. Мы перебрасывались несколькими стандартными фразами о работе, отчитывались, насколько успеваем уложиться в сроки, интересовались, не идет ли кто перекусить или выкурить сигарету, а затем с чувством выполненного долга расходились по кабинетам, захлопнув за спиной дверь. Примерно в такой последовательности проходил каждый божий день.
Через несколько месяцев работы здесь я, заразившись общим настроением, погрузилась в ленивую апатию. Время от времени я встряхивалась, словно очнувшись от глубокого оцепенения, и недоуменно оглядывалась вокруг, не понимая, что я здесь делаю. В такие моменты, где-то глубоко-глубоко, на задворках сознания, во мне трепыхались мысли, что нужно бросить это место, уйти, найти какой-то другой путь. Ведь все это не для меня, все это неправильно, так не должно было быть. Однако их быстро заглушали другие, столь же вялые вопросы: «А зачем? Что от этого измениться? Куда я пойду? Что я буду делать, когда уйду?».
Я чувствовала, что утратила жизненный ориентир, и сейчас медленно, послушно плыву по течению, изредка барахтаясь, но все же неуклонно приближаясь к обрыву, где воды обрушиваются бушующим потоком с крутого утеса. Ледяные черные волны увлекают меня на дно, где нет ни света, ни радости, ни надежды. Сосущая пустота распространяется по всему моему телу, охватывает все мое существо, умертвляет каждый живой участок, до которого может дотянуться. Реальная жизнь оказалась для меня гораздо более тяжелым испытанием, чем я ожидала. Я так и не смогла приспособиться к этому миру и найти свое место в нем.
***
Я в очередной раз усилием воли заставила себя встряхнуться и вернуться к действительности. Ситуация не стала более воодушевляющей. Кипы бумаг лежали на том же месте. Курсор мигал на экране ноутбука, который язвительно и укоризненно смотрел на меня пустой страницей. Я все еще не написала ни строчки.