Конечно, Брайан прекрасно знал, к чему я шла. Он совершенно ясно понимал, что это была прямая провокация с моей стороны. Но, помимо этого, я также знала, что подобные мысли закрадывались и к нему в голову, однако он их никогда не озвучивал, боясь смутить и отпугнуть меня. Я же сама предложила ему то, в чем он нуждался. Я предоставила ему показать себе в совершенном новом образе, который был ему до этого незнаком. Разве он не говорил с жаром, что стремиться к тому, чтоб отобразить все мои грани? Что ж, я давала ему возможность раскрыть самую сокровенную, самую интимную, самую глубинную мою сторону. Разве мог он не принять этот вызов, разве мог отказаться опробовать свои таланты на столь новой и притягательной территории? О, я достаточно хорошо его понимала, и верно сделала ставку. Он стремился к тому, чтоб его фотографии были не просто красивы – они должны были быть произведениями искусства, а я предложила ему подойти к этому близко, как никогда. Я бросила ему перчатку, и теперь он должен был решить, подобрать ли ее.
Устоять против такого соблазна было невозможно. Если он и понимал, что я загнала его в ловушку, однако отказаться было выше его сил. Мужчина и творец в нем наконец соединились друг с другом, ведь оба они впервые хотели одного и того же.
И вот, мы здесь, где никто не мог бы нас побеспокоить и отвлечь, и где я могла полностью расслабиться и чувствовать себе комфортно. Но могла ли я расслабиться перед этим мужчиной, который сводил меня с ума, лежа в его постели в одном шелковом пеньюаре, тонкая ткань которого более подчеркивала, чем скрывала, все изгибы моей фигуры?
Брайан поднял камеру.
– Ты готова? – тихо спросил он. – Может, тебе нужно еще несколько минут?
– В этом нет необходимости, – ответила я недрогнувшим голосом. – Я готова начинать.
В этот раз мне не требовалось притворяться уверенной. Я чувствовала себя смелой, раскованной и неотразимой, как никогда. Я позировала Брайану уже далеко не в первый раз, так что не испытывала ни тени смущения и прекрасно знала, как себя вести. Я понимала, как соблазнительно выгляжу в своей полупрозрачной облегающей сорочке. Я намеренно выбрала ее такой длинной – в намеке на обнаженность сквозит больше сексуальности, чем в самой обнаженности. Мои волосы были слегка завиты и широкими волнами рассыпались по обнаженным плечам и рукам. Я видела глаза Брайана, видела, как он смотрит на меня, и знала – сейчас ситуация полностью в моих руках, я командую этой съемкой, я задаю всему тон. Никогда еще он не был настолько в моей власти, как сейчас. И я наслаждалась каждой секундой этой власти.
Мы начали. Я вжилась в образ еще до первого щелчка фотоаппарата. Я сама удивилась тому, насколько легко получилось у меня это сделать. В голове вихрем пронеслись сцены из романтических фильмов, в которых главные героини просыпаются утром среди разметавшихся простыней, в красивом белье, со спутанными волосами и легкой победной полуулыбкой при воспоминании о буйстве предыдущей ночи… Но нет. Это все не то, что мне требовалось.
Я тщательно продумала образ, который собиралась воплотить. Это должна была быть женщина, до того жившая в неведении относительно ощущений, которое способно испытать ее собственное тело. Ей неведомы были радости любви, она не знала ничего о настоящем чувстве. Она не ощущала себя цельной, испытывала томящую пустоту, жаждала заполнить каждую клеточку своего тела любовью. Я хотела передать эту неуловимую метаморфозу познания собственного тела, его возможностей и желаний… Я пыталась показать тот едва заметный, зажегшийся во взгляде огонь, когда она впервые открывает неведомое доселе удовольствие, узнает себя с другой стороны, воссоединяет свое тело и душу. Я постаралась вспомнить, как отзывалось мое собственное тело на незнакомые ранее прикосновения Грега в тот злосчастный вечер несколько лет тому назад, и воссоздать эти ощущения. Но, нет, ему уже давно не было место в моих мыслях. К тому же, этого недостаточно. Мне нужно было передать больше, гораздо больше…
Я продумала все заранее. Не увлечься. Никакого чрезмерного откровения. Ни оттенка пошлости. Ни намека на явное соблазнение. Это была съемка не о сексе, а о чувстве. О познании. Об открытии. Мне оставалось лишь надеяться, что это поможет и нам с Брайаном открыть для себя что-то новое друг в друге, что послужило бы нам толчком.
Я четко следовала своей стратегии. Ни одного прямого взгляда на Брайана. Лишь изредка, поправляя волосы, я бросала на него мимолетный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Однако вскоре я настолько сосредоточилась на собственном теле, трепетных ощущениях и переживаниях, что и забыла, с какой целью все это было затеяно. Как и всегда, перед камерой Брайана я, словно по мановению волшебной палочки, без труда погружалась в нужное мне состояние. Я никогда еще так хорошо не чувствовала собственного тела, как сейчас. Мягкий изгиб бедра, очертания перекинутой через разметанные простыни ноги, вздымающаяся в глубоком вырезе пеньюара белизна груди. Умиротворенный блеск в глазах, тонкая блуждающая улыбка на блестевших прозрачным блеском губах, непринужденно-расслабленное положение тела, которое действительно ощущалось сейчас совсем по-другому. И, словно пытаясь увериться, что оно все еще принадлежит мне, я проводила пальцами по плечам, легко скользила по бедру, сминая тонкую ткань, едва уловимо прикасалась к груди… Мое тело вдруг стало мне бесконечно дорого, словно драгоценный сосуд, и я до краев наполнилась любовью к нему. И эта любовь проглядывалась в каждом моем движении – плавном, уверенном, чувственном. Я торжествовала. У меня все получалось.