По началу мы никак не могли насытиться друг другом, словно уже отчаявшиеся когда-либо увидеть воду путники в самом сердце пустыне, вдруг набредшие на живительный оазис. Затем разбегались по своим квартирам, каждый снедаемый своими собственными сомнениями и переживаниями, возвращаясь к привычному одиночеству и обдумывая, стоит ли продолжать эти запутанные отношения или, раньше или позже, но они обречены на смерть? Стоит ли игра свеч? К чему приведет этот сумасшедший танец страстей? Но мы ничего не могли с собой поделать, и лишь отдавались потоку чувств, взявших верх над всякими доводами разума. Мы скучали друг за другом, нас неудержимо влекло друг к другу, мы стали зависимы, как от героина, и одновременно нас пугала эта странная и неопределенная связь. Тем не менее, мы снова и снова сходились, занимались любовью, пытались приспособиться к нашим непонятным отношениям, не понимали друг друга, ссорились, обижались, обещали, что больше никогда друг с другом не встретимся, однако срывались через несколько дней, и все начиналось с начала.
Дело в том, что я по-прежнему не могла быть полностью уверена в подлинности чувств, которые Брайан испытывал ко мне, как бы мне этого не хотелось. Часто во время наших разговоров меня не оставляло ощущение, что телом он был со мной, мыслями же – где-то далеко, за теми пределами, где мне не было места. Что бы я не делала, как бы не боролась, но никак не могла завладеть им безраздельно. Бесспорно, я смогла занять огромное место в жизни Брайана, но часть его по-прежнему была для меня закрыта на толстый железный засов. У меня недоставало сил, чтоб охватить весь его необъятный мир, так что все, что мне оставалось, это довольствоваться отведенной мне территорией. Но я не могла примириться с таким положением вещей, яростно заявляя о своих правах на большее.
И пусть Брайан не прекращал шептать мне о том, что я красивая, особенная, неповторимая, и пусть я упивалась этими словами, однако вскоре они стали больше пугать меня, чем радовать. Мне все казалось, что они были обращены не ко мне, а к тому совершенному, волшебному образу Летиции, который был создан его особым, глубинным виденьем меня. Я не могла обрести покоя, ревнуя этого мужчину к собственной тени.
Мои сомнения только подкреплялись тем, что после нашей с Брайаном первой ночи все его страхи касательно того, что его восприятие меня безвозвратно измениться, развеялись без следа. Что ж, теперь он действительно смотрел на меня по-новому – и это только еще больше разожгло его. Теперь, когда я была обнажена перед ним духовно и физически, Брайан словно обрел второе дыхание. Теперь он знал каждый изгиб моего тела, понимал каждое стремление сердца, предугадывал каждый оттенок чувства, каждую мысль, каждый порыв. Между нами рухнули последние преграды. Я была в безраздельной его власти, он чувствовал каждое изменение во мне так остро и тонко, как не мог до этого. Теперь я позировала ему гораздо чаще, чем раньше, ведь мы оставались вместе не только днем, но и ночью, не только в его студии и на улицах Нью Йорка, где вокруг нас постоянно сновали чужие лица, но и в его личных стенах, отгороженные от всех, принадлежавшие только друг другу. Он не мог насытиться мной. Теперь я могла быть спокойна. Никто не смог бы заменить ему меня.
И все же я не могла быть спокойна, как и не могла безраздельно отдаваться разгорающемуся во мне чувству. Потому что Брайан не был полностью моим. Он был во власти моего двойника, отпечатанного цветными красками на глянцевой бумаге. На них я была для него гораздо более живой, осязаемой и реальной, нежели в настоящей жизни. Они были его стремлением, целью и смыслом. Когда я ловила на себе его взгляд, мне все казалось, что я буквально вижу, как в его голове зреют новые образы, которые он жаждал запечатлеть.
Меня это сводило с ума. Я боялась, ужасно боялась, что лишь эти фотографии удерживают Брайана рядом со мной. Такой человек, как он, нуждался в творчестве, в душевном удовлетворении своего призвания, а я служила источником его вдохновения. Но нужна ли была ему я сама? И, сколько бы я не уговаривала себя, что вдохновлять его может только любовь ко мне, однако все было тщетно. Я все более настойчиво требовала от него доказательств любви, однако, услышав их, уже через несколько минут находила поводы для ее опровержения. Я выходила из себя, злилась и отказывалась позировать ему, хоть бы как мне этого ни хотелось. Брайан в таких случаях тоже терял терпение, ведь его невыразимо раздражало, когда что-то мешало ему воплотить в жизнь задуманную идею. Он рассерженно заявлял, что я слишком все драматизирую, выискивая проблему там, где ее нет и в помине. Как по мне, то он прекрасно понимал, в чем моя проблема, но намеренно игнорировал ее, что еще больше меня злило. Не сдерживая чувств, я кричала на него, метала вещи, хлопала дверями и давала себе слово забыть даже его имя.