У меня находились более серьезные причины для забот. Разумеется, Брайан фотографировал не только меня, ведь ему нужно было зарабатывать на жизнь. Клиентов у него хватало, и теперь он стал работать гораздо больше, ведь и так с начала нашей встречи упустил достаточно заказов. А он не мог себе этого позволить, ведь рассчитывал только на себя самого. Так что вокруг него сейчас вилось куда большее количество девушек, чем мне бы хотелось, и мне приходилось, скрепя зубы, мириться с этим.
Иногда я приходила в студию, чтоб понаблюдать за его работой. Мне было крайне любопытно увидеть, с каким чувством он работает, когда ему позируют другие, сверкает ли в его глазах такой же неподкупный интерес и запал? Однако в этом вопросе Брайан был непреклонен, чем немало удивил меня: он не допускал меня к своей работе ни на шаг. Это имело для него какое-то сакральное значение, и он всегда четко разделял свои отношения со мной и рабочую деятельность с другими. Он заходил в студию со своими клиентами, и дверь решительного захлопывалась перед моим носом, оставляя меня в неведении. Наверняка Марте это доставляло немало удовольствия.
– Ты должна понять, Летти, – пытался он успокоить меня, мягко, но непреклонно. – Так же, как я никогда бы не допустил посторонних глаз и лишних комментариев, когда я фотографирую тебя, так же я не могу позволить и тебе присутствовать во время съемок с другими людьми. Наш с тобой мир особенный, поэтому любое чужое присутствие было бы словно осквернением той связи, которая возникает между нами. Но, когда я фотографирую других, я должен полностью сосредоточиться на них, сконцентрировать все свое внимание, постараться понять их. Это мое обязательство. И я не могу допустить никаких отвлекающих факторов, даже если это ты, Летти. Особенно, – он сделал ударение на этом слове, – если это ты. Моя работа и ты – это два отдельных мира, и я ни в коем случае не хочу их смешивать. Я надеюсь, ты будешь это уважать.
И, хоть как бы я не злилась от того, что время от времени Брайан безраздельно отдает свое внимание другим людям, другим женщинам, однако мне совсем не хотелось казаться истеричной ревнивицей, которая преследует своего мужчину, так что я перестала донимать его. К тому же, разве Брайан не давал ясно понять, что я занимаю особое место в его жизни, разве не выделил меня среди всех? Но, несмотря на это, мы по-прежнему не внесли никакой ясности в противоречивое хитросплетение наших взаимоотношений, и я по-прежнему не знала, в каком статусе мы пребываем. Наше будущее казалось все таким же неопределенным.
Сама же я так и продолжала работать в редакции, потому как со всеми крутыми поворотами моей жизни, которые произошли с появлением в ней Брайана, мои надежды о модельной карьере так и остались висящими в воздухе. И, ко всему прочему, на то имелась еще одна причина, из-за которой я и медлила, не решаясь решительно приступить к осуществлению своих планов.
Я понимала, что возможный успех на этом поприще привел бы меня к неизбежному разрыву с Брайаном. Мы никогда этого не обсуждали, и он никогда даже намеком не наводил меня на эту мысль, но все и так было предельно ясно. Если я действительно всерьез займусь модельным бизнесом, у меня не останется ни времени, ни желания, ни внутренних ресурсов для того, что было для него столь важно. А, как не крути, разве не фотографии составляли сердцевину наших с ним взаимоотношений? Для Брайана делить меня с множеством других фотографов было бы равнозначно тому, что ко мне каждый день прикасались бы тысячи чужих мужских рук, после чего я возвращалась бы к нему. Конечно, мне хотелось бы верить, что наша душевная связь выдержала бы это испытание и перестала бы строится на наших общих фантазиях, порождающих фотографии. Но, даже если бы мои надежды оправдались, отношения наши стали бы гораздо более сложными, а, видит бог, они и без того были в достаточной мере запутанными. Наверное, некоторое время мы бы еще сопротивлялись, стараясь делать вид, что все в порядке, и в нашем мире по-прежнему существуем только мы вдвоем. Но призраки всех, кому я позировала, незримыми тенями встали бы между нами, и вскоре для Брайана это стало бы невыносимым. Разве он не говорил, что ему претит всякая неестественность, наигранность, фальшивость, которые стали бы моими постоянными спутниками, если бы я ступила на тот путь? И тогда вся наша история, зажегшаяся так ярко, болезненно и необратимо сошла бы на нет. Пусть я действительно часто приукрашивала действительность, но я достаточно хорошо знала Брайана, чтоб не питать в этом отношении радужных фантазий. Так готова ли я была потерять его еще до того, как даже не успела сполна насладиться столь сильно, столь неожиданно, столь страстно ворвавшимися в мою жизнь чувствами?