Я люблю такое утро. Утро, когда я просыпаюсь первым, и пару минут могу полюбоваться на нее спящую. Как гладкая, блестящая кожа на груди вздымается и опускается, и я точно знаю, что если запущу руку пот ее топ, то смогу почувствовать ее пот. У нее всегда поднимается температура во сне.
Я сидел расслабленно на кресле у окна, наблюдая как ее розовые губки раскрылись и она начала потягиваться. Ее длинная шея так и манила меня, и я был в отчаянии.
Я отчаянно не хотел оставлять ее. Я никогда не хотел делать то, что намерен сделать сейчас.
Тэйт владела моим сердцем, и я мог проглотить и забыть о своих нуждах ради нее.
Я пытался вспомнить то хорошее, что мы пережили. Счастливые моменты, благодаря которым она сохранит меня в своем сердце, пока меня не будет рядом. Как ее кожа на шее по вкусу отличается от ее губ. Какой горячей она становиться под одеялом. И как после всего этого я ненавижу спать в одиночку.
Ее телефон начал вибрировать, и я сжал кулаки, понимая, что сейчас все разлетится на куски. Когда она проснется, мне придется сделать ей больно.
Она повернула голову, и я увидел, что она уже открыла глаза, ее тело начало просыпаться. Она вздохнула и силой заставила себя подняться и сесть. Она тут же заметила меня и не сводила с меня глаз. Она слегка улыбнулась, но ее улыбка тут же спала, когда она поняла, что я не улыбаюсь ей в ответ.
Я указал ей на телефон, в надежде, что она ответит на него и даст мне еще минуту. В груди давило. Я должен собраться силами и сделать это. Ради нее, и ради себя. Ради нашего совместного будущего.
Она взяла телефон, сняла блок и посмотрела на экран, и снова на меня – Они доехали – прошептала она – Они в Новой Зеландии.
Она говорила о Джексе и Джульетте. Я вчера отвез их в аэропорт, и должно быть они написали сообщение, что долетели. Скорее всего, я получил точно такое же сообщение, но мой телефон был в сумке.
-Куда ты собрался? – спросила она, заметив сумку.
Я опустил глаза, но тут же поднял, приказав себе не быть чертовым трусом – Тэйт, я ненадолго уеду – мой голос дрожал.
Она занервничала – Ты возвращаешься в военное училище? – спросила она.
-Нет – я поставил локти на колени – Я… - я выдохнул, стараясь успокоиться – Тэйт, я люблю тебя…
Она откинула одеяло, ее дыхание стало быстрым, она уже понимала, что будет дальше. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост, и я видел ее лицо, с нескрываемыми эмоциями.
-Джекс был прав – выпалила она.
-Джекс всегда прав – признался я, желая оставить свою жизнь такой же, какой она была последние 2 года. Просто прижаться к ее губам, выключить свет и закрыться ото всех.
Мой брат говорил то, о чем другие боялись сказать в лицо, и он хорошо меня знал. Я был несчастлив, и я не мог больше прикрываться Тэйт.
-Продолжая так …- я мотнул головой – Я сделаю тебя несчастной.
Мой брат знал, я ненавидел военное училище. Не говорив ему ни слова, он знал, что я ненавижу свою жизнь в Чикаго. Я ненавидел школу. Я ненавидел свою квартиру. И я ненавидел чувство, будто во мне что то не хватает.
Так где же мое место в этом мире?
И с тех пор как Тэйт слышала наш с Джексом разговор, пришло время открыто это признать.
Все испортить, признать ошибки, и исправить их.
Она смотрела на меня и я видел как по ее щекам бежали слезы – Джаред, если ты хочешь бросить училище, бросай – плакала она – Мне все равно. Можешь поступить куда угодно. Или вообще не поступать. Только…
-Я сам не знаю чего хочу! – выкрикнул я, чтобы не расплакаться – В этом и проблема, Тэйт. Я должен разобраться в себе.
-Подальше от меня.
Я встал и провел руками по волосам – Детка, проблема не в тебе – я пытался успокоить ее – Ты единственная в чем я полностью уверен. Но я должен повзрослеть, и здесь у меня не получается этого сделать.
Мне 20 лет единственное, что я знаю о себе, так это то, что я люблю Татум Брандт.
-Здесь это где? В Чикаго? В Шелбурн Фолс? Или рядом со мной?
Я сжал зубы и уставился на ее окно. Сейчас мне хотелось схватить ее и никогда не отпускать, и не бросать ее.
Но я не могу сделать то, о чем она меня просит. Я не могу бросить учебу, искать себя и одновременно быть с ней. Что же мне делать? Целый день сидеть дома, или устроиться на дурацкую работу, и работать бог знает сколько лет, пока она будет ходить на занятия, расти, и становиться уважаемой личностью?
Я ненавидел себя за эти мысли, но это была чистая правда. Моя гордость этого не переживет.
Я не могу быть парнем ничтожеством, который живет убогой жизнью, пока она будет жить со мной, и видеть все это.