В то время, как он, взяв ломоть хлеба в палец толщиной и такой же по толщине кружок колбасы, подцеплял вилкой яичницу со сковороды, Иван Филиппович скованно пытался намазать вареньем оладушку и не капнуть при этом вареньем на стол. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри Ивана Филипповича. Он сделал мелкий глоток, но кофе был слишком горячим, Иван Филиппович от неожиданности дернулся, расплескал кофе, и капнул-таки вареньем на кремовую скатерть. Шепотом чертыхнувшись, он попытался бумажной салфеткой уничтожить следы преступления, мысленно проклиная Клавдию Васильевну за то, что она усадила его завтракать. Он не привык к таким церемониям и исподтишка посмотрел на Клавдию Васильевну — заметила она или нет его оплошность. Но та энергично ходила по кухне взад-вперед и разговаривала по телефону.
— Да, Михаил, я вам благодарна, что вы перезвонили… Простите, что отвлекаю вас от дел, понимаю, вы далеко, у вас командировка, а тут мы с такими вопросами, но поймите нашу обеспокоенность. Ваш папа сутки не выходит на связь. Вы когда ему звонили? Еще раньше, два дня назад? Вот видите. А он ни на что не жаловался? Да… Я очень переживаю… Поймите, в нашем возрасте всякое может быть. Вдруг ему плохо, он дверь открыть не может? Да мы были в саду! Нет его там!
Клавдия Васильевна не сдержалась и повысила голос. Но тут же взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее.
— А у вас имеются ключи от квартиры отца? Ваша жена в городе? Может мы за ней съездим, привезем ее с ключами, и как свидетеля… Ой, простите, я всякую чушь несу, переволновалась немного… Что? И ее нет в городе? А… сынишка, он один дома что ли? Тоже уехал? Но учебный год только начался… Я думала… ах, отпросились… понятно, не сочтите меня бестактной, я вовсе не хочу лезть в ваши семейные дела, мне бы просто убедиться, что с Иваном Михайловичем все в порядке. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но я так волнуюсь, так волнуюсь.
Клавдия Васильевна отложила телефон и горестно развела руками.
— Ну, вот, теперь уже не знаю, что и делать — сына нет в городе, и ему вообще кажется наплевать, что с отцом. И в милиции искать не хотят…
— В полиции, — робко вставил Иван Филиппович.
— Что?
— В полиции, говорю, а не в милиции.
— Ах, какая разница! Что в милиции не работали, что в полиции искать не хотят. И что, что теперь делать? — Клавдия Васильевна нервно кусала губы.
— Ну… только ждать остается, — подвел итог Иван Филиппович.
На том и порешили. Ждать, а если на третий день Михалыч не объявится, тогда смело идти в полицию и требовать (Клавдия Васильевна так и сказала — требовать!) объявить его в розыск.
Ожидание — тяжелое бремя. Особенно, если себя занять нечем. Ивану Филипповичу занять себя как раз и не получалось. Он слонялся из угла в угол. Включил телевизор, пощелкал каналами, но все, показываемое там, либо раздражало, либо нагоняло тоску. Сел в кресло и потянулся за газетами, но буквы расплывались перед глазами, кроссворды не разгадывались. Иван Филиппович в сердцах скомкал и отбросил газету в сторону. Порывисто встал и отправился на улицу. Он вышагивал быстрым шагом из одного угла парка в другой, пока не стемнело. Все ходил и ходил. И думал — а если и правда с Михалычем что-то случилось? И ведь в этом случае вина полностью ложится на него, Ивана Филипповича. Ведь если бы не этот глупый спор, который вспыхнул с его подачи, Михалыч не отключил бы телефон. И значит, мог бы позвонить, попросить о помощи. А так…
Устав так думать, Иван Филиппович начал успокаивать себя. Ведь, если бы Михалычу вдруг стало плохо, он что, телефон бы не включил? Тут не до глупых принципов и споров, если дело касается здоровья, а может и жизни. Но Михалыч упрям, ох как упрям…
Иван Филиппович вынул из кармана телефон, проверил, нет ли непринятых звонков. У него, конечно, сигнал на телефоне громкий, но вдруг кто-то звонил, а он задумался и не услышал. Набрал еще раз на удачу телефон Михалыча, но, услышав снова «абонент не доступен», в раздражении сунул телефон в карман. И Клавдия Васильевна молчит. Ну, а что она звонить будет? Кто он, Иван Филиппович, ей? «А вот повезло же Михалычу! — подумал вдруг Иван Филиппович, — Такую женщину отхватил. Так переживает, неспроста, ох неспроста. Значит, это… Любит его? Да какая любовь в нашем возрасте?! Какая, какая… А вот такая! Что мы, пенсионеры, и полюбить уже не можем?»