С этого момента для Жанны наступил вечный праздник. Днем она, сделав несложные домашние дела, ощупью пробиралась в свою комнату, где на широком диване бесшумно спал Леня, раздевалась и забиралась к нему под одеяло, обнимала его, прижималась длинными горячими ногами, и, успокоившаяся и умиротворенная, засыпала. Просыпалась Жанна обычно от легкого прикосновения его ладони к своим волосам — как правило, Леня не целовал ее в темечко, когда она спала, но однажды такое все же произошло, и пробуждение показалось ей сказочно прекрасным. Правда, встать после этого она не сумела — в ноги словно натолкали ваты, от низа живота к шее распространялось обессиливающее тепло. Леонид принес ей ужин в постель, покормил с ложечки, как младенца, а потом убаюкал, держа ее окутанную Пушистым Белым Облаком голову у себя на коленях.
Есть Жанне почти не хотелось. Иногда она могла ограничиться одним апельсином в день — желудок не протестовал, принимая такую диету как должное. Леня готовил ей свои травяные отвары, помогал держать тяжелую кружку в ставших словно прозрачными ладонях. Жанна стала проводить в кровати почти все время, поднимаясь только для того, чтобы умыться и сходить в туалет. Ей впервые пришло в голову, что квартира могла бы быть и поменьше — путь через гостиную и коридор отнимал слишком много сил.
В один из бесконечных однообразных дней она не смогла заставить себя слезть с дивана и сходила под себя. Было очень стыдно, тем более, что Леонид не проснулся и продолжал тихо спать рядом. Большое мокрое пятно расползалось по простыне все шире, так что когда наступил вечер, и Леня открыл, наконец, глаза, весь диван уже пропитался мочой. Подушка тоже была мокрой — от слез, — и тогда он взял Жанну на руки, отнес в ванну, налил горячей воды, взбил пахнущую какими-то цветами пену и осторожно опустил Жанну в облако сверкающих пузырьков. Там она и заснула — прямо в воде — а когда проснулась, поняла, что лежит не на диване, а на жесткой и довольно узкой кровати, Леонида рядом нет, а в воздухе витает смутно знакомый запах лекарств.
Мысли ее путались, она не могла точно определить, что ее окружает — явь или сон. «Я заболела», — подумала Жанна, и неожиданно обрадовалась такому простому объяснению. «Я заболела, а Леня меня лечит…» Она позвала: «Леня», но из горла вырвался только слабый жалобный стон. Тогда Жанна снова закрыла глаза И попыталась заплакать. Слез не было.
Леня разбудил ее, проведя ладонью по ее волосам. Она замерла от счастья, глядя в его сияющие, искрящиеся жизнью глаза. «Ты красивый, — хотела сказать ему Жанна. — Я люблю тебя». Но голос по-прежнему не слушался ее. Она шевельнула губами, и Леонид тут же поднес к ее рту дымящуюся кружку с травяным настоем.
— Я не хочу пить, — Попыталась сказать Жанна, но он не услышал. Она сделала несколько глотков, чувствуя, как горячая жидкость прожигает ее истончившееся тело насквозь. Потом закашлялась, и Леня заботливо вытер ей губы пахнущим валерьянкой платком.
Когда стало ясно, что больше она пить не станет, Леонид бережно взял ее на руки и поднял с кровати. Жанна вздрогнула, ощутив прикосновение холодного металла к своим теплым ягодицам. Ее шатнуло, но Леня сильной рукой придержал ее за плечи.
— Пс-с, — произнес он, смешно выпячивая пухлые губы, — пс-с…
«Это судно, — догадалась Жанна. — Я сижу на горшке… позор какой…» В следующую секунду она почувствовала, как горячая струйка со звоном ударила о металлическое дно судна, и ей сразу стало легче. Леонид снова перенес ее на кровать, уложил, затем взял горшок и вышел. Жанна испугалась, что он не вернется, но он вернулся, постоял немного, глядя на нее сверху вниз, наклонился, обхватив ее голову ладонями, зарылся лицом в волосы и безошибочно нашел губами то самое место на темечке.
Над миром, сузившимся до размеров полутемной, пропахшей лекарствами, комнаты, поднялась сияющая всеми цветами радуги волна.
Опрокинулась и гремящей лавиной обрушилась вниз, поглотив плавающую в океане блаженства Жанну.
11
Голоса доносились откуда-то издалека, с трудом пробиваясь через вязкий, глушивший звуки туман.
Жанна открыла глаза — это движение почти обессилило ее. Но с открытыми глазами она почему-то слышала лучше.
— …полгода у вас жила, — высокий женский голос, почему-то смутно знакомый. — И теперь вы не знаете, где она?..
— …уверяю вас… — мужской голос, тихий, но внятный, она тоже знала Когда-то. Вспомнить, кому он принадлежал, казалось непосильной задачей. — … давно ничего не знаю…
Жанна вздохнула — глубоко, в легких, что-то засвистело, в горле неприятно булькнуло. Пересохшие губы трескались от горячего дыхания.
— …с февраля в училище не была, — женщина почти кричала, — мне уж на работу педагоги обзвонились… вот и Альмира подтвердит — после каникул ни разу ее не видела…
Альмира. Миллион лет назад Жанна слышала это имя. Кого же так звали? Она попыталась сосредоточиться — бесполезно. В голове была вата — много-много белой, пушистой и мягкой ваты. Очень хотелось спать. Спать и не слышать этого грубого, громкого, визгливого голоса, бесцеремонно врывающихся в ее покой. Как же они громко кричат! Что им здесь нужно? Почему он их не прогонит? Кто? Кто не прогонит? Жанна старалась вспомнить, имя ускользало, словно различимая лишь уголком глаза легкая тень…
— Ты, дядя, нас за лохушек-то не держи, — вмешался молодой, энергичный и наглый голос, — ты думаешь, мне Жанна про тебя ничего не рассказывала? Вот пойдем сейчас в милицию и заяву на тебя накатаем — мол, педофил ты, дядя, заманиваешь молоденьких девочек к себе под видом бесплатной сдачи комнаты, а потом, может, на кусочки разделываешь л в унитаз спускаешь… ой, извините, Ольга Сергеевна…
Ольга Сергеевна? Еще одно имя за завесой темноты… Жанна опустила веки — глаза почему-то стали влажными…
— Да где ж это вообще видано — бесплатно комнату сдавать! — взвизгнул первый голос. — Знаем мы, что за бесплатно бывает… А ну говори, что с моей доченькой сделал, гад! Куда мою Жанночку подевал?
— Если я не брал с Жанны денег, это еще не значит, что она жила здесь бесплатно, — спокойно возразил тихий голос. — Мы сразу договорились, что она будет помогать мне…
— В чем? — перебила молодая и наглая. — Постельку по ночам согревать?
— …ухаживать за моей больной матерью, — невозмутимо продолжал мужчина — Это очень нелегкое занятие, уверяю вас, и оно, безусловно, стоит тех денег, которые я мог бы получить от сдачи внаем одной комнаты…
— Что ж она мне про твою мать ничего не рассказывала? — ехидно поинтересовалась молодая. — Всеми секретами делилась, а про то, как за больной ухаживает — ни слова?
— Это входило в наш договор, — терпеливо объяснил тихий голос. — Жанна не должна была никого сюда приводить. Не должна была никому рассказывать о том, что здесь делает…
— Почему, интересно знать?
— А вам не кажется, что каждый человек имеет право на свою частную жизнь? Предположим, мне не хочется, чтобы окружающим было известно, в каком состоянии находится моя мать? Она действительно очень тяжело больна, и обслуживать ее тяжело. Скажу откровенно: я думаю, Жанна уехала потому что не выдержала свалившегося ей на плечи бремени. Мне она ничего не объяснила. Просто собрала вещи и уехала, пока я спал. Вы, разумеется, можете обратиться в милицию — я думаю, вы просто обязаны это сделать, хотя я надеюсь, что с вашей дочерью не случилось ничего страшного…
Голос вдруг растянулся, поплыл, слова стали слышны нечетко.
— Не выспался, дядя? — с угрозой спросила молодая и наглая. — Все зеваешь? В милицию мы и без твоих советов обратимся, а для начала покажи-ка ты нам квартирку — где тут Жанна жила, где матушка твоя немощная обитает…