Кстати, куда их все-таки отнести, затрудняюсь и сама. Потому как к противоположному полу их тоже не отнесешь. Ни силы, ни хватки, ни мужества. В общем, одно сплошное недоразумение.
В вузах ситуация получше. Особенно в технических. Но это роли не играет. Личность уже сформирована, и обратного хода нет. Так что истеричность мужиков, их патологическая трусость, нежелание брать на себя ответственность и, мягко говоря, не слишком джентльменское отношение к дамам вполне объяснимы и, как это ни кощунственно, извинительны. У них было трудное детство.
Я не обвиняю огульно всех женщин-учителей или воспитателей дошкольных учреждений. Большинство — нормальные и адекватные. Да и учителя от бога обоего пола, к счастью, были всегда и не перевелись до сих пор. Но ведь педагогов в массовых школах никто не отбирает. Их не проверяют не только на профессионализм, но даже на профпригодность. А одна-две истерички, облеченные властью, за свою долгую, педагогическую карьеру могут искалечить психику огромному числу детей. И именно им надо сказать спасибо за то, что на женский голос наши мальчики реагируют заиканием и недержанием мочи. Особенно если с таким «подарком» ребята имеют несчастье встретиться в начальной школе.
— Ладно, сиди. Сама схожу!
По крайней мере, теперь я знаю, что практикантам я не нужна, они меня не ищут и опасности, как я и предполагала, ни для кого, кроме самих себя и своих будущих пациентов, не представляют. Чтобы диалог получился более конструктивным, пришлось наведаться в буфет и запастись алкоголем.
На том месте, где Аллочка трусливо покинула практикантов, никого не оказалось. Оставалось уповать на то, что до смертоубийства дело все же не дошло.
Я девушка решительная, инициативная, поэтому минут через пятнадцать присмиревшие любители спиртного добросовестно отвечали на мои вопросы.
Сначала они меня, правда, не узнали и даже сделали попытку позвать на помощь, но я продемонстрировала содержимое пластикового пакета, и ребята немедленно смирились. Как с моим внешним видом, так и с необходимостью отрываться от разгадывания кроссворда и переключаться на светскую беседу.
— Так чего ты узнать-то хотела? — нетерпеливо осведомился Паша, мысленно расправляясь с содержимым моей авоськи. — Спрашивай, а то некогда!
Ага, некогда ему! Время у него ограничено! Ему что, предстоит предъявление решенного кроссворда? От которого зависит, будет ли зачтено прохождение медицинской практики?
— Мне нужна работа! — твердо заявила я. — Дело это серьезное, абы как не решается, и для того, чтобы принять правильное решение, мне необходима вся информация.
Через полчаса, когда мое красноречие начало потихоньку иссякать, а мальчики свято уверовали, что я намереваюсь баллотироваться никак не меньше, чем на пост российского президента, я перешла к делу и поведала, что готова пополнить собой немногочисленные ряды представителей самой дефицитной больничной специальности — нянечек или уборщиц.
Видя, что уважение ко мне резко упало, я строго заметила, что мне это необходимо для написания практической части диссертации.
— А мы-то что можем? — удивился бессловесный Сережа. Относительно своих способностей он, по-видимому, не обольщался.
— Мне надо связаться с вашей сокурсницей, Наташей. Которая здесь убирается. Чтобы знать, какой меня ждет круг обязанностей, рабочий график и зарплата. Понятно? Мне предстоит решить, стоит ли писать практическую часть работы на базе именно этой больницы или поискать что-нибудь поприличней.
Собеседников оскорбила сама мысль о том, что данный оплот здравоохранения и средоточие последних достижений в области медицины может кому-то показаться недостаточно приличным. Интересно, что они имели в виду? Самоопрокидывающуюся банкетку или передовой опыт излечения всех без исключения недугов аскорбинкой?
Защищая честь учреждения, парни начали уговаривать меня проводить исследования именно здесь. И заверяли, что если бы сами задались подобной целью, то творили бы только тут и нигде больше.