Гэпэушник поперхнулся и, явно уходя от ответа, набросился на Иртеньева:
— Ты колбасу-то чего не ешь? Это ж для тебя, угощение…
Вика и в самом деле избегал брать со стола привезенное начальником, но теперь, видя такой поворот разговора, усмехнулся.
— Видишь, закусываю…
Иртеньев демонстративно выбрал самый большой кусок и с неподдельным аппетитом принялся жевать городской деликатес. Потом подцепил на кончик ножа желтую пластинку тонко нарезанного сыра и, как бы между прочим, спросил:
— И что же ты, комиссар, делать собрался?
Видимо, гэпэушник ждал такого вопроса, потому что ответил без задержки, как говорят о чем-то давно решенном:
— Начальником угро предлагают… — гэпэушник секунду поколебался и вдруг сказал: — Ваше благородие, отпусти девку. Я шесть разов ранетый, нервенный сделался, а она, почитай, врач…
Иртеньеву стало ясно, что Василий (так мысленно первый раз Вика назвал своего собеседника) давно все обдумал и, придавленный всем на него свалившимся, хочет укрыться в семейную скорлупу. Теперь его поведение по отношению к Поле приобрело совсем иной смысл, и именно поэтому Вика согласно кивнул.
— Ладно, уговорил. Только вот как со мной будет?
— Сам знаешь, Поля горой за тебя, — в первый раз гэпэушник благодарно улыбнулся Иртеньеву. — Условие ставит, чтоб помог тебе слинять отсюда. Помогу, и не бойся, комар носа не подточит!
— Ну, тогда…
Иртеньев вылез из-за стола, пьяно пошатываясь, подошел к постели, вытянул из-под матраса найденную в тайге тетрадь, секунду поколебавшись, еще раз внимательно посмотрел на гэпэушника и, приняв решение, положил пакет перед Василием…
Вика стоял у борта, держась за поручень, и тупо смотрел на лежавший у его ног узелок. Старенький пароходик, натужно шлепая колесными плицами, с трудом выгребал против течения, и густо поросший лесом берег медленно уходил назад, но Иртеньев, весь уйдя в воспоминания, не смотрел по сторонам, сосредоточив взгляд только на узелке.
Довольно объемистый, свернутый из цветастого ситцевого платка, он был увенчан туго завязанными кончиками, задорно торчавшими в разные стороны на манер заячьих ушей. Глядя на них, Вика отчетливо представлял себе врезавшуюся еще с детских времен в память картинку, когда мимо ворот папенькиной усадьбы гурьбой шли на поля крестьянки с точно такими же узелками.
Вика хорошо знал, что так они несут прихваченный с собой из дома немудрящий сельский харч, и точно так же сейчас в лежавшем рядом на палубе заботливо собранном узелке были хлеб, отварное мясо, соль и специально испеченные Полей в дорогу ароматные сибирские шаньги.
Расходясь со встречным караваном, пароходик подал солидно-басовитый сигнал, и Вика, резко повернув на звук голову, увидел, как медная трубка гудка враз окуталась белым облачком пара. И сразу, словно повинуясь какому-то внутреннему толчку, мысли Иртеньева вернулись из прошлого.
Совсем другими глазами Вика посмотрел на недалекий берег, проводил взглядом уходившую вниз по реке цепочку барж, и вдруг ему показалось, что он видит там, где-то вдалеке, беленький платок Поли. На самом деле обрывистый мыс, за которым пряталась деревня, уже добрый час как исчез из виду, но Вика почему-то был уверен, что тонкая женская фигурка, отчаянно машущая вслед высоко поднятой рукой, все еще там.
Мысль, так внезапно повернувшаяся к недавно оставленной женщине, заставила Иртеньева в очередной раз задуматься. Нет, конечно же, Вика никоим образом не собирался оставаться надолго тут, в забытом богом углу, но вот сам способ, каким он сейчас собирался это сделать, внушал тревогу.
И дело, пожалуй, был вовсе не в Поле, так по-кре стьянски прагматично решившей вопрос их дальнейших отношений, а именно в том выходе, который она предложила. Хотя где-то в глубине души ее поступок несколько задел мужское самолюбие Вики, сейчас он в очередной раз попытался взвесить все «про» и «контра».
Правда, если быть честным, Вика допускал, что он какое-то время будет жить вместе с так нечаянно встреченной женщиной, но такой крутой поворот несколько сбивал с толку, ну а необычное предложение, сделанное ее новым кавалером, вообще загоняло Иртеньева в тупик.
Слишком уж неожиданным выглядело такое благородство, и Вика всерьез опасался, что за столь широким жестом наверняка что-то кроется. А дальше изощренный ум Иртеньева давал волю фантазии, и ему начинало казаться, что если его впрямь освободили, то, конечно же, в самое ближайшее время должно последовать некое предложение, которое и поставит все на свои места.