Когда Андрей входил в столовую, он быстро спросил Наташу, увидев у стола только два стула:
— Что, отец опять бастует?
— У меня из-за него голова кружится, — пожаловалась Наташа. — Мне его жалко… Пойми, у него такой характер…
Андрей вышел в коридор и тихонько постучал в дверь.
— Да! — раздался голос.
— Никодим Сергеевич, Наташа уже подала на стол.
— Так что?
— Идите ужинать. Мы ждем вас.
— Я, надеюсь, пока еще хозяин этого дома? — ядовито спросил старик.
— Безусловно.
— Благодарю, — с ехидством воскликнул старик. — В таком случае, я позволю себе принимать пищу, когда захочу. Не приспосабливаясь к желаниям квартиранта. Всю жизнь я следовал порядку и закону. Я благонамеренный обыватель! Да-с! Закону и порядку! Мой дом — моя крепость. Да-c! Кстати, вы обязаны вносить квартирную плату за комнату.
— Простите, — сказал Андрей. — Я как-то сразу не догадался.
— Куда уж вам! — почти радостно закричал старик. — Это так трудно!
Андрей крутнул головой и пошел в столовую. Сел за стол и посмотрел на Наташу растерянными глазами.
— Ну что?
— Отказывается…
— Я принесу ему в комнату.
— Да, конечно, — пробормотал Андрей. — Иначе он еще умрет с голода. Какой уже день тянется его бойкот?
— Не беспокойся, — весело фыркнула Наташа. — Когда ты уходишь, он не вылезает из кухни. Я не успеваю ему подавать.
— Сколько же я должен платить за комнату? — задумался Андрей.
— А-а, — догадалась Наташа. — Это что-то новенькое. Квартплата?
— Может быть, мне в самом деле надо уйти от вас? — спросил Андрей. — Жили вы мирно и спокойно…
Она села напротив, подперла щеку кулаком и серьезно взглянула ему в глаза.
— Плохо жили… Тебя не было. Когда тебя нет — заканчивается жизнь.
— А когда я есть, ты меня не кормишь, — пожаловался он. Наташа краем ложки постучала о тарелку.
— Когда я ем, я глух и нем.
Подвинула жареную картошку, пристроилась у стола, положив подбородок на кулаки.
— А ты чего не ешь?
— Не хочется… Ты куда всегда уходишь, Андрюшка?
— Я? Да просто так…
— Ты совсем не умеешь притворяться.
— Да что ты? — ужаснулся он. — А мне всегда казалось, что я прекрасный актер.
— Ты весь как на раскрытой ладони, — вздохнула Наташа. — Я боюсь за тебя.
На столе пугливо трепетали огни трех свечей, по углам тускло отсвечивала старинная мебель, под потолком мерцали стекляшки люстры, а высокое венецианское окно столовой было до половины завешено марселевым одеялом.
— Это я тебя прячу, — улыбнулась Наташа, заметив его взгляд.
— Когда все это закончится? — сказал Андрей. — Ведь закончится когда-то… Вот тогда я тебя увезу в дремучий лес. Построим там избу на курьих ножках. Будет у нас ученый кот и граммофон с миллионом пластинок.
— Нет, наоборот, — покачала она головой. — Поедем в самый большой город и выберем самый шумный дом. Чтоб ходили день и ночь под окнами, хлопали дверями, смеялись…
— А чего? Это мысль, — согласился Андрей. — Предлагаю Москву.
Поручик Фиолетов поднимался по лестнице, чуть касаясь носками шпор мраморных ступеней. Он как бы медленно плыл между бронзовыми светильниками и картинами, висевшими на стенах. Свежевыглаженный мундир ловко облегал его высокую фигуру, косой пробор был безукоризнен, словно ото лба к затылку провели через полированную смоль волос белую полосу по линейке. Клинок висел прямо, не путаясь в ногах, надраенный его эфес зеркально блестел.
Поручик шел по вызову к полковнику, теряясь в догадках. Отношения с Пясецким все более обострялись, и Фиолетов никак не мог найти тому причину. Они явно не подходили друг другу ни характерами, ни образом жизни.
В последнее время полковник даже домой не ходил, ночевал здесь же, в маленькой комнате возле своего кабинета. Старый солдат, верный денщик еще с войны четырнадцатого года, поставил там походную кровать и умывальник. Пясецкий теперь не спускался в подвал. Он постарел. Контрразведка терпела неудачи — провалы агентов, разложение в тылу и поражения на фронтах ожесточили дух старика и ослабили его тело, но не сломили преданности присяге и ненависти к врагу. Теперь он был беспощаден ко всем, кто мешал ему выполнять присягу. Полковник страдал бессонницей. На ночь он читал толстые истории России из серии «Русская быль» или сочинения Валишевского с длинными названиями, вроде: «Дочь Петра. Императрица Елизавета. Полный перевод с французского А. Гретман. Снабженный подлинными письмами и дополнениями из архивных документов.» В глухой тишине гостиницы полковник шуршал страницами и желчь заливала его сердце, он чувствовал, как к голове приступала черная кровь, — книги писали о бесконечных бунтах черни, никчемности извращенных царей и вечной неблагодарности холопов.