— Думаю, на сегодня достаточно, — прежде, чем я успела хоть что-то сказать, поднялся Альберт Юрьевич со своего места и, словно старый матёрый волк, приблизился ко мне.
Положил ладонь на моё плечо и наградил следователя жёстким, бескомпромиссным взглядом.
Невысокий, поджарый, этот человек источал такую уверенность, что мне на самом деле захотелось доверить ему свои проблемы, в какой-то степени переложить их на него. Не потому, что я не была готова бороться, а потому, что он знал как это сделать, намного лучше меня.
— Хорошо, — немного помолчав, всё же кивнул Алексей и, собрав принесённые с собой бумаги, встал. — Я приду завтра. Примерно в это же время, и мы продолжим, — он посмотрел на моего адвоката.
— Дарина… — он немного заколебался, прежде, чем продолжить. — Я знаю про вашу дочь. И знаю так же, что за вас беспокоятся. Думаю, вы и сами знаете это. Но всё же… Я надеюсь, что всё это не затянется на долго. Поправляйтесь.
После того, как он вышел, Альберт убрал руку. Выдохнув, я подтянула одеяло, чувствуя, что меня немного знобит из-за напряжения, что я ощущала всё время допроса. Понимала, что снова и снова мне придётся мысленно возвращаться во вчерашнее утро, в предшествующие ему вечер и ночь, но как же мне не хотелось этого!
— Спасибо, — поблагодарила я. — Наверное, нам стоит… — ощущение неловкости под взглядом взрослого, умудрённого жизнью человека, заставило меня на пару секунд замолчать. Что он знает про меня и Демьяна? Что тот рассказал ему? Сама я почти не упоминала Терентьева во время допроса, скорее походящего на простую беседу со следователем. По крайней мере ничего из того, что относилось к личному.
— Да, Дарина, — предупредил Альберт Юрьевич мои слова. — Нам действительно стоит обговорить с вами, на какие вопросы и как стоит отвечать. Но сейчас вы должны отдохнуть. Я зайду ближе к вечеру, и мы с вами постараемся построить линию поведения и защиты, хорошо?
Я поспешила ответить слабым кивком, снова поймала на себе оценивающий взгляд адвоката и, не удержавшись, проговорила:
— В другой момент я бы не позволила Терентьеву вмешиваться, — опустила голову, и прядка волос, скользнув по разбитой скуле, упала мне на щёку. Я заправила её обратно. — Передайте это ему. Но сейчас у меня нет выбора. Так что… Передайте ему ещё и спасибо, — вздохнула и, встав, подошла к окну, желая отвлечься хотя бы на что-то.
— Передам, — услышала я голос Альберта от двери и обернулась. Он стоял, уже отворив её, и придерживался за ручку. — До вечера, Дарина. — Взгляды наши пересеклись, и Альберт проговорил: — Запомни, девочка, если бы он не беспокоился за тебя, меня бы тут не было. Я знаю Демьяна много лет и знаю, что он не из тех, кто будет делать что-то не важное для него.
Договорив, он на секунду буквально впился в меня взглядом, а после уверенным шагом вышел за дверь. Я вновь обернулась к окну. Сжала края подоконника и закусила губу, пытаясь не думать. Ни о чём не думать — только о своей малышке, обнять которую сейчас я желала так сильно, как никогда ничего на свете.
Одна за другой на территорию больницы въезжали кареты скорой помощи. Некоторые из них истерично и нервно поблёскивали маячками, другие же были неспешными, спокойными. Невольно я думала о том, что внутри почти каждой из них находится кто-то, нуждающийся в помощи.
К горлу подкатил ком, стоило мне вспомнить взгляд Эдуарда в тот момент, когда он схватил меня за шарф. Рукой я инстинктивно потянулась к шее и коснулась синяков. Уголки глаз защипало, но расклеиться я себе не позволила. Так и стояла, глядя как проходящие внизу люди кутаются в воротники курток и пальто, как к одному из корпусов идёт женщина с ребёнком, как чужие жизни на секунду незримо сталкиваются с моей и растворяются в собственных делах, проблемах.
Должно быть, прошло не меньше получаса прежде, чем я, вздохнув, отошла от окна.
Но едва я сделала это, дверь отворилась.
Я вскинула голову, встретилась взглядом с Демьяном.
Казалось, вместе с ним в палату ворвался запах поздней осени, запах денег и предательства. Но отвести взгляда я не могла. Глаза его блестели темнотой, губы были поджаты.
— Сегодня ты способна на нормальный разговор? — с ходу спросил он, захлопнув дверь.
Я молчала, не зная, что ответить, потому что о чём говорить с ним без надлома, без болезненного надрыва, не имела понятия в принципе.
— Света сказала тебе про Соню? — снова заговорил он.
— Да, — едва шевеля губами, отозвалась я. Язык как будто прилип к нёбу, губы отказывались подчиняться.