– Как тебе эта лавка? – спросил Аристогитон у Хенельги.
Она не ожидала, что хозяин начнет задавать ей вопросы. Смогла выдавить из себя одно слово.
– Чудесная, согласен. Самая крупная в Саганисе, а торгуют тем, что в Тритогении не сыщешь. Этот лен – ты касалась ткани из самого Кемила! Это золото, свернутое в рулон. Сколь много мореходов сгинуло, чтобы доставить его. И нет такого в Тритогении, нет! Ты, Фриза, имеешь честь стать частью богатейшего города!..
Хенельга кивала, не перебивая господина. Пусть болтает, можно не прислушиваться. Иногда в его речи проскальзывали мелочи, которые тут же привлекали внимание женщины.
– Друзья поражены твоим мастерством. Я не смею более скрывать такое чудо в своих стенах. Мне приходится сотрудничать с архонтом по вопросам снабжения Саганиса. Его весьма впечатлили твои скульптуры.
Он говорил, что Хенельга укрепляет славу Саганиса. С ее помощью удастся прославить полис. Удастся превзойти Вирент.
Аристогитон уже грезил собственной мастерской, в которой будет начальствовать женщина. Это заявление удивило Хенельгу, она даже осмелилась перебить хозяина, спросив:
– Разве не будет неприлично, что женщина станет мастером?
– Оставь. Это все ерунда. Кто бы ни работал в мастерской, пусть хоть раб, хоть варвар. Или женщина. До тех пор, пока мастерская приносит прибыль, не станут люди вмешиваться в работу. Ты ведь понимаешь, что нам всегда приходится задумываться о прибыли. Не потому что мы такие любители презренного металла. Такова жизнь. Наше отечество – торговый полис. Репутацию следует поддерживать.
У меня есть друг, зовут его Назелис, он сможет организовать предприятие. Я лишь как акционер выступлю. Ты мастер. Сама выбирай помощников. Твои навыки требуют, чтобы ремеслом занимались женщины? Так пусть!
– Нет, это наша семейная традиция…
Аристогитон не слушал, «успокаивая» рабыню. Он расписал красочные перспективы, как из мелкой мастерской постепенно вырастает целое предприятие. Мастерские резчиков займут квартал. Приблизятся к Священной улице. Вотивные предметы из Саганиса станут ценить везде в Обитаемых землях.
– Надо договориться со жрецами! – вдруг понял Аристогитон. – На ближайших играх мы сможем поговорить со святыми людьми.
– Мы?
– Я и мои друзья. Наша компания из девяти человек образовалась давно. Сегодня у нас пирушка, и ты, кстати, приглашена на нее.
Хенельга встретила это заявление с холодным спокойствием. Понятно, зачем приглашают женщин на мужские попойки. От хозяина не укрылось, что рабыня не оценила «подарка» и тут же заметил:
– Ты приглашена не в качестве флейтистки или танцовщицы, не в качестве гетеры. Мои друзья хотят познакомиться с той, из рук которой вышли все эти изделия. Наши пирушки наполнены не шумом музыки и сладострастными вздохами, коим открывает путь чрезмерное, варварское употребление вина! Нет! Ты услышишь музыку слов, что никогда не знала, коснешься света мудрости, лишенной в той глухомани, из которой происходишь…
Они уже давно добрались до особняка, где проживали, но Аристогитон продолжал бахвалиться любовью к мудростям. Чтения, декламации, разбавленное на три четверти вино и все в таком благородном, высоколобом духе.
Хенельга не спорила, выслушала хозяина и улыбнулась, когда он закончил.
– Согласна? – он обрадовался, словно действительно спрашивал ее мнения. – Так замечательно же! Тебе следует подготовиться к вечеру, эти рабыни помогут привести тебя в порядок. Пока твой гиматий не готов, придется взять что-нибудь из сундуков со второго этажа. Уверен, покопавшись в них, удастся найти и лен, и шелк. Цвета? Любые! Какие приглянутся.
Толкнув дверь калитки, Аристогитон быстрым шагом пересек двор, забыв о рабынях. Женщины робко пересекли порог, переглянулись, не зная, что делать.
– Наверное, это был приказ? – робко сказала одна.
Враждебности к Хенельге они не испытывали, хотя и пришлось делиться своими тряпками.
На втором этаже, где женская половина дома, рабыни осмелели и теперь не сутулились. Они постарались пройти мимо хозяйской спальни незамеченными. Хенельга боялась столкнуться нос к носу с хозяйкой. Узнав, что замыслил ее муженек, та наверняка взревнует. А нет ничего хуже этого. Человеческие эмоции и так способны нарушить всякий план, а уж ревность и безумие господ – уничтожат безвольных.
Обошлось, хозяйка занималась шитьем на террасе второго этажа, а не отдыхала в темной спальне.
Мельком взглянув в сторону спальни, Хенельга удивилась, как подобная темная с низким потолком каморка может быть объектом вожделения данайских мужчин. И кровать простая: деревянная коробка, с наброшенным поверх тюфяком и одеялом.