Из спальни доносился запах пыли, старого дерева, лакового покрытия. Не слишком соблазнительная атмосфера.
По наивности своей Хенельга полагала, что хозяева должны жить в лучших комнатах. Но зачем, если они приходят сюда просто переночевать.
В соседней комнате – большой, просторной с широкими окнами, находилась одна кровать. На ней по очереди спали служанки. У стены стояли сундуки с добром. Цветные, раскрашенные сундуки – для вещей хозяйки, а простые, естественно, для рабынь.
Здесь же находился столик, за которым хозяйка совершала утренний туалет.
Хенельгу усадили на кровать. Рабыни занялись ее волосами, лицом, руками. Результат Хенельга смогла рассмотреть в бронзовом зеркале. Одна сторона зеркала отполирована, а на другой располагался рельеф матерью богов, чье прикосновение дарует плодородие и людям, и животным, и земле.
С помощью женских инструментов рабыням удалось скрыть недостатки Хенельги. Свинцовые белила добавили свежести обветренной коже, тушь подчеркнула большие глаза, светло-красная помада вернула блеск губам и скрыла бледность.
Выбрали простую прическу – волосы убраны в узел, чтобы открыть шею. Спорное решение, учитывая рост и крепость плеч Хенельги.
Из сундука рабыни добыли серый гиматий из тонкой шерсти. Одежду пришлось подшивать под Хенельгу. Рабыни спорили, какие выбрать сандалии. Сошлись на самых простых. Все равно край гиматия закрывал стопы. Синий пояс стянул талию, лишив возможности дышать, зато подчеркнув грудь.
Туалет завершился, когда на уши Хенельге повесили тяжелые серьги на клипсах, а беленые руки украсили браслетами.
– Лучше тебе остаться здесь, чтобы не смазать белила, – посоветовала одна из рабынь.
– Нет, тут ее увидит хозяйка. Пусть идет во двор.
– Точно! Но сиди под балконом, в тени.
Хенельга поблагодарила женщин и спустилась на первый этаж. По лестнице пришлось идти медленно, поддерживая край гиматия. Понятно, почему женщины редко покидали второй этаж. По узким, коварным ступенькам в такой одежде не удастся быстро спуститься.
Помня указания рабынь, Хенельга нашла место в углу сада. Свежий воздух бодрил, снимал напряжение. Расслабиться в этих проклятых тряпках Хенельга не могла. Вспоминала о тех туниках, что носила в Циралисе.
Не верилось, что все женщины данаев носят такое? Безумие. Работать невозможно! Это еще одна из черт данаев. Они настолько кичатся богатством, что освободили женщин от работы. Данаи могут содержать их просто для любования и размножения.
Такое объяснение показалось Хенельге безумным, что, впрочем, не безумнее всего остального.
Найти положение, чтобы пояс не сдавливал и не душил, не получилось. Ложиться нельзя. На деревянной скамье нет подушек, сидеть больно. Лубяные завязки сандалий натерли кожу.
Хенельга сходила с ума от сковавшего ее неудобства.
Ждать пришлось до вечера.
Лишь солнце начало скатываться за горизонт, скрывшись за высокими пиками Рифинских гор, как появился Аристогитон. Выглядел он веселым. Лицо раскраснелось, не от вина, а от предвкушения. Данай не считал нужным скрывать эмоции.
Найдя Хенельгу в саду, чуть не мертвую от усталости, хозяин схватил ее за руку и поднял на ноги.
– Ты готова? Вижу, готова! Идем, наш путь неблизкий, а я знаю, как вы женщины, неспешны.
«Снял бы с меня эти тряпки, я бы показала тебе, как спешно я откручу твою голову» – злорадно подумала Хенельга.
Но даже на злость не нашлось сил.
Мысль скользнула и унеслась.
Шли в сумерках. Раб с факелом указывал дорогу, приноравливаясь к походке провожаемых. Хенельга старалась запомнить дорогу, пока не поняла, что это бесполезно. Вокруг только серые заборы, с которых облетает побелка.
Фасады едва видны из-за заборов. Каждый такой особняк сам по себе крепость. В них могут укрыться защитники города, если вовремя не бросить факел на солому.
Огонь – он приведет город к гибели. Огонь, пришедший с моря. Печально, что придется бросать Саганис в жертву огню, но иного пути Хенельга не видела.
Особняк не производил впечатления. Простой вход, небольшой двор, а за домом сад, где началось пиршество. Аристогитон обманул, собравшихся все же развлекали девицы в легких одеяниях. Флейтистки и танцовщицы, словно цветы и венки на головах пирующих, служили украшением. Вид полуобнаженных женщин не распалил мужей.
Разговоры велись в основном вокруг торговых дел. Монологи разбавляли паршивыми декламациями. Эти люди следовали моде и постоянно сочиняли. К счастью, до издания своих виршей они не додумались.