Автомобиль остановился.
Раньше он тут никогда не был. В его представлении село Покровское — страшная продавленная грунтовая дорога, черные перекошенные, крытые соломой дома без света, нетрезвые сомнительные личности, источающие опасность. На самом деле он увидел почищенные асфальтовые дороги, хорошие дома высотой от одного до трех этажей. Он попросил водителя подождать десять минут, подал Маше руку, и они вышли на воздух. После натопленного салона Эдику сразу стало холодно.
— Вот мой дом, — девушка указала на солидную каменную усадьбу с добротным кирпичным забором. — Приехали.
— Хорошо у вас тут, — похвалил Эдуард обстановку. — И дом хороший. Только темновато.
— Я пошла, — весело сказала Маша. — На чай не приглашаю, мой отец не любит гостей. Спасибо. До завтра.
— До завтра.
Он стоял на месте и не выпускал ее пальцы. Она приблизилась к нему и тихо по слогам произнесла:
— Я пошла. Спасибо.
Эдик ощутил на правой щеке ее влажный, горячий, быстрый поцелуй, накрывший краешек его губы. Она это сделала так стремительно, что он не заметил самый момент движения, почему-то вспомнив, как бросается на жертву змея. Рука автоматически потянулась стереть влажную, захолодевшую на морозном ветру печать, но он удержался, улыбнувшись своему порыву.
В машине он плюхнулся на папки, подаренные ему пенсионером Бабиным, и разозлился. «Мерзкий старик, — подумал Эдик. — Самое лучшее — выкинуть всю эту макулатуру. Ладно, потом. Не буду портить себе хорошее настроение».
Весь обратный путь он продолжал ощущать на себе отпечатки мимолетной близости с прекрасной, удивительной девушкой Машей.
Около одиннадцати вечера Свекольников вернулся домой. Мама не спала, читала на кухне книгу за круглым столом. Она поцеловала сына, попутно установив, что он практически трезвый, более того — выглядит спокойным и даже довольным. От сердца отлегло.
— Что это у тебя? — спросила Анна Вениаминовна, указывая на две раритетные папки с бантиками тесемок. — Работу на дом взял?
— Это мне один поклонник подарил из числа моих подопечных. Сначала хотел квартиру, но потом, трезво рассудив, решил, что старинным газетам я больше обрадуюсь. И — вот, — он шлепнул папками о полку прихожей. — Теперь это мое.
— Щедро! Какой-то ты обновленный, будто светишься. Что-то случилось? Кушать будешь?
— Чаю попью.
— Чай тебя ждет. Умывайся — и за стол.
Мама перелистывала пыльные газеты и журналы, бегло рассматривая заголовки и фотографии. Сын прихлебывал пустой чай и пытался представить, что произошло бы, если бы он по пути отважился взять Машину ладонь не одной, а сразу двумя руками. А если бы поцеловал ее в ушко? Он зажмурился, ощутив, как маленькая, сладкая бомбочка взорвалась у него где-то в низу живота.
— Ой! Смотри, сынок, твой дедушка, — мать через стол показала Эдику разворот журнала, напечатанного на желтой газетной бумаге. — Вот он, второй слева. В белом халате. Что это у нас? «Институтский вестник»! Интересно.
На правой стороне разворота под крупным, набранным квадратными наклонными буквами заголовком «„Уверен, новый стенд станет прорывом в отрасли!“ Подарок атомщиков XXV съезду КПСС» Эдик действительно увидел нечеткое фото, на котором плечом к плечу стояли четверо мужчин в белых халатах. Мама повернула журнал к себе и углубилась в чтение.