Рабочий день закончился. Густой февральский снег продолжал свое вредительское дело. Молодые люди в старом, скрипучем и холодном автобусе ехали в злополучное Покровское. Она сидела у окошка, он рядом. Они смотрели в темное окно как в неисправный телевизор и молчали.
Настроение Эдуарда поправилось, когда ему позвонил Павел и сообщил, что все необходимые манипуляции с Бабиным прошли успешно.
— Да. Да. Я тебя понял, — Эдик весело косился на любопытную Машу. — Недели через две? Хорошо, спасибо. Да, я тебе завтра отзвонюсь.
Радостное предчувствие больших денег задело тонкую струну в его душе, и теперь все тело, как резонатор, ощущало легкую, приятную, непрекращающуюся вибрацию: «Сто тысяч! Эдичка, скоро у тебя будет куча денег, и это только начало! Ты молодец, умница, везунчик. Деньги, деньги, много денег!» Хотелось кричать от счастья.
— Это кто?
— Друг. По тому делу, о котором я говорил утром, — он открыто улыбнулся.
— И что там?
— Всё срослось. Однако пока ни слова, чтоб не сглазить. Надеюсь, все будет хорошо, — последнее «хорошо» он мелодично пропел.
— Можно поздравить? — она улыбнулась и обнажила два ряда идеальных белых зубов. На ее щеках появились умилительные ямочки. — Или нет?
— Еще рано. Давай о чем-нибудь другом. Ты отца назвала биологическим — почему, если не секрет?
— Ах, это. Потому, что он пропадал где-то всю мою жизнь, а теперь, несколько месяцев назад, появился и живет с нами. Они давно встречались с матерью, он тут был в командировке, в итоге родилась я. Побыл и уехал с концами, чуть ли не в Молдавию, как мама рассказывает. Теперь вот вернулся из ниоткуда. Попросился жить, мать его приняла. Живет, бизнес какой-то у него в городе.
— Нормально зарабатывает?
— В принципе — да. Видел забор новый вокруг дома? Он поставил. Да и так. Нам хватает.
Чем ближе они подъезжали к селу, тем сильнее нервничал Эдик.
— Покровское, — объявил через плечо водитель.
— Пошли, — скомандовала Маша.
Покорный молодой человек вышел из автобуса, помог девушке сойти. С ними вышли еще человек шесть мужчин и женщин, которые толпой двинулись по тротуару в сторону, противоположную движению автобуса.
— Нам туда, — качнула рукой Маша через улицу в темноту. — Тут минут десять идти. Автобус в город будет через сорок минут, так что успеешь. Дай руку. Что-то мне не по себе.
Снег скрипел под ногами. Огни в окнах домов зажигались и гасли. Редкие машины сдвигали парочку к обочине. Эдик внимательно всматривался в каждого встречного мужчину, но злодея опознал, когда Маша сильно сдавила его ладонь.
— Это он, — успела шепнуть она, и он засмотрелся, как свет рассеивается сквозь пар ее дыхания.
Парень оказался почти со Свекольникова ростом и вовсе не такой хилый. Он уверенно преградил молодым людям дорогу, сдвинул вязаную шапочку со лба на затылок, вложил в зубы сигарету и гнусаво произнес, гадко улыбаясь и чуть растягивая слова.
— Идут, как дети в школу! Маня, или я тебя не просил? Долги отдавать надо, подруга.
Тошнотный запах водки долетел до носа Эдуарда. Он внутренне сжался, прощаясь с мыслью, что все обойдется.
— Это твой парень? Прямо человек-паук. Я уже боюсь. Ты вот что, фраерок, сделай так, чтобы я тебя долго искал, и считай, что у тебя сегодня второй день рождения, — незнакомец взял паузу, чтобы кавалер оценил красоту и силу вступления. — Два раза говорить не буду. Чем пахнет? — вертлявый хулиган вытащил из кармана куртки раскладной нож и щелчком выпустил лезвие. Его зрачки бессмысленно вращались, ни на чем не фокусируясь. — Могилой пахнет, дубина!
— Обоснуй, — неожиданно для себя твердо заявил Эдуард.
Он подтянул перчатку на правой руке и, пока неудачливый ухажер закрывал отпавшую от такой дерзости челюсть и подыскивал эффектный ответ, коротким движением, почти без замаха, сильно пробил в нее. Так когда-то его учил отец, изводя на домашних тренировках. Тогда Эдик ненавидел эти лапы, перчатки, замечания отца и свои сбитые кулачки.
Эдик почувствовал, как челюсть врага подалась внутрь, услышал глухой хруст и увидел остановившийся наконец взгляд своего соперника. Тот подогнул колени, выронил нож, сделал пару неверных шагов и нырнул в глубокий сугроб. Тут же попытался подняться, снова упал, удаляясь все дальше от дороги и все глубже закапываясь в снегу. Издали могло показаться, что человек радуется снегу, подкидывает его и купается в нем. Маша, раскрыв до предела глаза, таращилась то на Эдика, то на бывшего зека.