В четверг он уезжает пораньше домой, а в пятницу не приезжает вовсе.
— Заметил, что с ним случилось? — Один из начальников кладет мне руку на плечо, затягивается крепким чаем и мечтательно вздыхает: — Это все деньги. Они всегда портят людей.
Быстро скидываю его руку с себя, напоминая, что теперь они получат прибавку к зарплате благодаря Илье.
— Просто мы профессионалы и никуда не сбегаем в отличие от зеленых. — Секретарь постукивает ручкой по столу. — А еще он на нас смотрит так странно... Я даже на работу боюсь приходить. Вадим Александрович, что вы с ним нянчитесь?
У меня не получается с первого раза отыскать его номер. Упершись рукой в стену, я снова пролистываю контакты на «и».
— Согласитесь, девочки, маньяк какой-то. Кто знает, что у него на уме. Вдруг он там такое про нас думает.
И девочки соглашаются.
С четвертого раза мне удается попасть на него. Но он не сразу берет трубку, как это происходило раньше.
— Алло?
— Ты где есть? Куда пропал? — Закрываюсь в кабинете, чтобы наш разговор никто не подслушал.
— Я дома.
В нем и с ним что-то не так. Интонация другая, кажется, что он... Плачет?
— Ты чего сопишь? На меня дуешься?
Но он не отвечает. Я понимаю, что не попал.
— Тогда чего ведешь себя так, как-будто кто-то умирает.
— Да.
— Кто?!
Часть третья
Мама
Я знакомлюсь с ней в первом классе. Это происходит случайно, когда нас сажают за одну парту. За этой самой партой мы просидим еще девять лет, прежде чем она влюбится и переедет жить к своему парню.
Я ожидал всего, но...
— Возьми.
Мы встали у палаты. Врачи бегали мимо нас, размахивая руками, повторяя как заведенные, что сейчас к ней нельзя. Гигант на мгновение заглянул в дверную щелочку, но крохотная медсестра вытолкнула его.
— Возьми, — повторил я, протягивая ему халат. Он был явно ему мал. Гигант медленно сел на краешек скамьи, что стояла в коридоре. Илья смотрел то в один угол, то в другой. Он напоминал зверя, которого посадили в клетку, но тот, пометавшись пару часов, просто смирился со своим положением. Я быстро накинул на него халат. Этот кусок белой ткани выглядел на нем крайне нелепо.
Меня поражало то, что несмотря на все произошедшие события, Гигант выглядел очень опрятно.
— Все будет хорошо, не переживай. — Я сел рядом, пытаясь приобнять его. Но у меня для этого просто не хватило рук.
— Вы точно уверены? — его глаза уставились на меня. Я опустил руку поверх его. Он не сводил с меня глаз. Через секунду я почувствовал, как он перевернул мою ладонь и сплел наши пальцы.
Внутри себя я ощутил крохотное облегчение от того, что на меня больше не сердятся, и мгновенно испытал бурю от его горячей ладони.
— Конечно, уверен, — тогда я солгал. Мне было известно, что инсульт — дело тонкое. Настолько тонкое, что шансы выжить случаются, но через раз и как повезет.
Я сжал его ладонь еще крепче. Илья был наивен, поэтому искренне поверил в то, что я ляпнул.
— Я ей сказал, чтобы она отпуск взяла себе. Сказал: работаю, денег хватит, отдыхай.
Он сгорбился, уставляясь в пол. Я повторил за ним тоже самое. Мы смотрели на ноги проходивших пациентов, врачей, посетителей. Мимо нас пару раз провезли что-то небольшое. Наверное, обед.
Я потерял счет времени.
— Как там работа? — спросил Гигант.
— В пятницу никто не припрется. Если что, то без меня не умрут... — тут я запнулся. Илья легонько дернул рукой. Скорее всего, это было непроизвольное движение мышцы на фоне нервной ситуации. Я понял, что про смерть лучше не заикаться.
— Может, перевезем ее в частную больницу? У меня там есть знакомый главврач.
Я лепетал это, потому что хоть как-то хотел вселить веру в лучшее. Но я обманывал не Илью, а себя.
Эта больница насквозь провоняла лекарствами, пропиталась человеческими криками, и стены ее были сложены из кирпича, цемента и человеческой боли.
Здесь каждодневно кто-то приходил и кто-то уходил. Иногда своим ходом, иногда в лучшие миры. Я смотрел на лица работников. У них было то же кирпичное выражение, что и у Ильи, когда я обозвал его. Обе стороны уже привыкли к этому, никто не удивлялся тому, что происходит.
Маленькая медсестра, которая вытолкнула Илью, вышла в коридор. Она посмотрела на нас, кивнула и поспешила крошечными шажками, шурша тканью формы, в соседнюю палату. Мне стало интересно, что испытывает человек, когда приходит домой. Каждодневный стресс или... Или даже для ее молодого, эмоционального и улыбчивого лица смерть человека стала обыденной трапезой, как чистка зубов и завтрак.
Гигант тяжело дышал. Он не отпускал мою руку. За пару минут сидения вот так, мне показалось, что мы срослись кожей.
Мое сердце странно забилось. Я переживал за него, за его мать... Но что-то было новое и неясное в этом биении.
— Заходите. — Наконец вышел доктор.
Илья медленно поднялся, разжимая наши пальцы. По моей ладони пробежал холодок после того, как мою руку отпустили. Он медленно вошел в палату, придерживая жалкий халат на своих плечах.
— Вы родственники?
Я помотал головой.
— Это сын, а я... Я ее друг.
Доктор дернулся в сторону палаты, но я его остановил:
— Если есть, что на ее счет, скажите мне. Ему — не надо.
Доктор посмотрел на дверь, потом на мои пальцы, вцепившиеся в его халат:
— Ничего сказать пока не можем. Состояние тяжелое.
Я хотел знать от него правду.
— Готовьтесь к худшему.
Его лицо было таким же, как и у большинства работников здесь. Он пожал плечами и пошел в другую палату. В своей голове я строил всевозможные исходы этой ситуации.
Яна была тем, кем должна быть девушка, которая любит другого парня, но общается с тобой. Она была другом. Хорошим, верным, надежным. Из детства я помню только весну, шелест деревьев, яркое майское солнце в полдень, когда мы шли домой. Ее отец привез из командировки огромный Зенит, на который она фотографировала все, что ей попадалось под руку.
— Эй, Вадим, щелкнешь?
Мы шли мимо стареньких домиков и цветущих деревьев. Солнечные лучи пробирались через листья вишни, падали на тропинку маленькими желтыми точками.
В моих руках оказался этот здоровяк. Худенькая Яна в белых гольфах, советской форме, с вплетенными в русые волосы черными лентами, стояла у раскидистой вишни. Я посмотрел на это дерево и подумал, что было бы здорово, если я посажу ее на верхушку и сфотографирую.