– Вроде все стихло, глянь Рязанов чего там? – Прохрипел Зинченко, подозрительно тряся головой, или контузия, или тик не иначе. Я приподнялся и выглянул, действительно было тихо, встал в полный рост и увидел как оставшиеся немецкие танки и хромающие солдаты покидают поле боя.
– Отступают! – радостно возвестил я, и перевел взгляд на своих. Рядом сидел Степанюк.
– Ты как Иван? – На что тот лишь устало кивнул, видимо сил на разговоры уже совсем не было.
– Рыжий, ты Акимова не видел? – задал вопрос, глядя на всегда бодрого здоровяка.
– Неа не видал, здесь по крайней мере его нет.
Подползший Коромыслов постучал меня по плечу и сказал.
–Ежели тут нету, знама там остался. – Сердце болезненно кольнуло, неужто Алешку зацепило. Все же верный товарищ.
Бой закончился, теперь уже не по-пластунски идем пожинать плоды. Собираем брошенное оружие, как нашими так неприятелем, танкисты занялись своими боевыми конями, а нам теперь самое сложное собрать и похоронить мертвых. Санитары уже позабирали раненых, я вызвался копать могилу, уж лучше копать, и руки заняты, и мыслей меньше. Копаю, а сам посматриваю на тела которые складируют рядом. Все ж свои родные, хоть многих и не запомнил как зовут, но все парни были хорошие.
– Вот и дружек твой, отмучился бедолага – произнес равнодушный голос над ямой.
Я бросил лопату и выпрыгнул из почти готовой могилы. Руки трясутся, легкие так и просятся из горла вылезти, я подполз к своему другу, не раз спасавшему меня. Глаза у Акимова были открыты, и смотрели в равнодушное небо, лицо расслабленное и от этого выглядевшее как будто юным. Я взял его за лицо и заглянув в него, сначала не понял почему все так расплывчато. Только потом осознал, что это слезы, и грудь подозрительно трясется. «Да что ж это такое, что я баба что ли, чтоб рыдать». Прикрыл глаза товарища и тихо прошептал.
– Что же ты Алёшка, а как же мамка твоя, как сеструха, что же ты их совсем без мужика оставил. – Тут я почувствовал, как меня по плечу кто то стучит.
– Иди Рязанов, вон подсоби ребяткам оружие пособирать, а мы тут сами. – Сказал старшина.
– Есть – привычно отрапортовал я, но все равно остался, чтобы проводить усопших в последний путь.
Душу рвало на части, глядя как земля постепенно накрывает истерзанные тела солдат. Старшина говорил прощальные слова благодарности, а потом Кузьмич читал заупокойную молитву. Мы устало побрели на позицию, впереди еще много работы, прежде чем забудешься тревожным сном.
Глава 4
На следующий день
Опять взрывы, опять стрельба, опять бег но уже даже усталости не чувствуется, ни чего не чувствуется сплошное равнодушие. Ни чего не хочу, даже молитву Клавкину сегодня не взял с собой, все надоело, война эта проклятая, смерть, боль. Бегу отстреливаюсь, враг сегодня свирепствует, но и мы не сдаемся. Бабах..
– А, а, а, ё… больно то как, – тут я почувствовал, что всю правую сторону как огнём шибануло, бочина, нога, – ну все видать отвоевался. Боль такая что мозг отключается, зубы в крошево стираются, а из рта вой звериный выходит, и чувствую что темнеет вокруг. Все конец, и вспомнилась мне родина и мать с отцом и жинка как она мне молитву пришивала, а ею пренебрёг вот и наказал меня Боженька.
– Эх, Клава, Клава прости. – На последнем вздохе прохрипел я, и вдруг мне почудился родимый жинкин голос.
– Толя, Толенька, где ты? И столько надежды и тревоги в нем, что я улыбнувшись провалился в бездну.
Боль, какая же боль, повернул голову, и сначала не понял вроде бы нога и ботинок мой, а почему напротив глаз, это ж как меня скрючило, или ногу оторвало? Только не это, попробовал пошевелить, больно аж в глазах темнеет, но ежели больно знать нога на месте, только вывернута. Начал вспоминать, что да как и понял, что видать осколком меня лупануло. Прислушался вроде тихо, снаряды не слышны, знать бой закончился, только вот кто ж победил. Хоть бы мы, а то не дай Бог немчуре достанусь, тогда б уже лучше сразу помереть.
Тихо вокруг, где то вдалеке вроде голоса слышны, но ни чего не разобрать. И нога болит, и ребра, да так что дышать трудно. Попытался крикнуть, ещё больней стало, вдох, выдох, дышать сложно, попытался перевернуться и от боли опять в пропасть провалился.
Очнулся, слышу голоса поблизости, и речь наша русская. От радости я даже застонал, хотел позвать да из груди только хрип. Вдруг услышал шорох, будто идет кто то, да так осторожно, повернул голову и увидел собаку.