Выбрать главу

Плит становилось всё больше, и Руслан чувствовал, что сходит с ума.

Ты проиграл. Вы все смертны.

Но Бьёрн убивает змеёвку, пытающуюся съесть Юлю, и изгоняет гадючью мать из мамы Славика. Руслан выносит из метели Илюшу и вытаскивает из кафе-придорожня Маргариту. Они с наставником останавливают голема из кладбищенской земли. Видящие в университете не дают вырваться потрошителю.

И Сторож стирает дату смерти Бьёрна.

Смерть нельзя победить, но можно отсрочить. И этот мужчина в такси, захваченном “келпи”, умрёт не сегодня.

Руслан дышал как загнанная лошадь и смотрел на потёртую дверцу такси. Она открылась. Открылась.

Его хлопнули по плечу, и знакомый голос сказал:

— Ты молодец, ученик!

Он с трудом сглотнул и повернул голову. Рядом стоял живой и здоровый Бьёрн. Улыбался. А перед ним светились знаки, образуя тонкие ленты и оплетая машину.

— Теперь “келпи” дождётся “спецов”. Давай мужика вытащим.

Руслан кивнул, продолжая придерживать открытую дверцу. Бьёрн сунулся в салон.

— Живой. Без сознания, но живой. Медиков я уже вызвал.

Наставник начал аккуратно выволакивать мужчину из такси. Руслан помог, и они отнесли пострадавшего к своей машине.

Вдали послышались многоголосые сирены.

Ещё одна жизнь продолжится. И это его, Руслана, работа.

Долги

29 октября

Преследователя Руслан заметил, выходя из торгового центра. Крепкий мужчина с незапоминающимся лицом шёл следом за Русланом и смотрел прямо на него.

Незнакомый. Никаких существ вокруг мужика нет. На лице с какими-то смазанными чертами застыло выражение решительности. Потенциальный клиент? Не похоже.

Выглядел мужик зловеще, но левый глаз не болел и не слезился, так что, наверное, всё в порядке.

Руслан остановился возле киоска “Новости”, поджидая незнакомца. Последняя неделя октября выдалась холодной, но сухой. Ни снега, ни дождя — только пронизывающий ветер днём и ночью. Руслан спрятался за киоск, и ветер не бил его, а лишь завывал и свистел рядом.

Мужчина подошёл. Вблизи Руслану показалось, что он где-то видел этого человека, но он не смог вспомнить, где именно.

Человек протянул руку с зажатой в ней открыткой и молча уставился на Руслана. Тот осторожно взял открытку и поздоровался. Мужик не ответил.

Руслан опустил глаза на кусочек картона. Вместо цветов и тортиков на открытке была изображена зажжённая свеча на чёрном фоне. Руслан перевернул открытку. Сзади красивым почерком было написано:

”Есть дело. Приходи один”.

— Сторож приглашает? — понял Руслан.

Мужик кивнул. Вроде бы это был не тот человек (и человек ли он вообще?), что приносил им с Бьёрном приглашение в прошлый раз, когда Сторож позвал их ловить длани. А впрочем, не всё ли равно?

— Хорошо. Идём.

Интересно, что Сторожу нужно на этот раз? Руслану было страшновато и очень любопытно. Он шёл за посланником и пытался угадать, но скоро бросил это дело. Всё равно ведь не угадает.

На кладбище они пришли удивительно быстро. Насколько помнил Руслан, от торгового центра, где они встретились с посланником, до городского кладбища надо было минут сорок ехать на маршрутке, а потом ещё и пройтись с четверть часа. Но сейчас, по его ощущениям, они добрались до места назначения минут за десять. Определённо, это какая-то магия.

На кладбище было тихо. Ветер как будто не решался врываться сюда. Руслан покосился на ворота, а когда повернул голову, рядом никого не было. Он огляделся. Осеннее солнце золотило надгробия и оградки, редкие кусты с облетевшей листвой и Сторожа, стоящего в паре метров от Руслана.

— Здравствуй, — негромко сказал хозяин кладбища.

Его синие пронзительные глаза притягивали, и в то же время хотелось спрятаться от этого жуткого взгляда, отойти подальше, затаиться и сидеть тихо-тихо.

Руслан встряхнулся, отгоняя нахлынувшую робость, и ответил:

— Добрый день.

Ему показалось, что Сторож одобрительно кивнул, но скорее всего именно показалось.

— Мне нужна услуга. Часть долга прощу, если справишься, — хозяин кладбища усмехнулся.

— Что нужно делать?

— Нужно избавиться от плакальщицы. На моей земле завелась эта пакость! — в голосе Сторожа послышалось возмущение, но Руслан не мог отделаться от ощущения, что это возмущение неискреннее, нарочитое — специально для него.