— Кхм, то есть это ваша “сова”? Ну, то есть существо?
— Нет, Савелий не мой. Савелий свой собственный.
Пожилой мужчина закрутил крышку термоса и сказал, покосившись на Катю:
— А у тебя что за страхолюдина, дочка? Жуткая же зверюга, прости господи.
Катя настороженно разглядывала деда и отвечать не спешила. Шустрик юркнул под пальто. Наверное, снова притаился на ремне вокруг талии хозяйки.
— А вы с... хм, Савелием тут чай пьёте? — спросил Руслан, пока Катя не ляпнула что-нибудь оскорбительное или просто обидное.
— Не совсем, сынок. Чай Савелию без надобности, но я его всё равно будто бы кормлю. Тепло он ест. Как начинает холодать, я Савелию чаёк, кофеек, а то и бульон таскаю. Он тепло вытягивает — вот и компания мне, старику.
Он улыбнулся, и его покрытое морщинами лицо стало добрым и лучистым.
— А зачем? — спросила Катя, продолжая пытливо глядеть на старика. — Зачем этому Савелию тепло?
— А вот не знаю. Зла он никому не делает, это точно. Наверное, тепло ему нужно, чтобы холода пережить. Год за годом он так делает. Я уж и привык.
Руслан вдруг подумал, а что, если этого деда с Савелием он и боялся в детстве? “Сова”-то для мелкого огромная. И жуткая. Глазища ого-го какие!
— А вы давно здесь с Савелием общаетесь?
— Ох, давненько, сынок. Лет двадцать как. Как овдовел, так и повадился сюда ходить. Раньше тут, правда, деревьев побольше было, а кафешек поменьше. Но всё равно хорошо тут. Спокойно.
— А зовут вас как? Я Руслан. А это Катя.
— А я Иннокентий Викторович. Будем знакомы.
Рукопожатие у Иннокентия Викторовича было крепкое.
— Можно мы посмотрим, как Савелий тепло ест?
— Можно, сынок, почему нет? Только вы вон на ту скамейку садитесь, а то он не прилетит. Опасается чужих-то.
Катя фыркнула: видимо, вспомнила фамилию Руслана, но промолчала. И на соседнюю скамейку села спокойно.
Руслан спросил:
— Не знаешь, что за существо этот Савелий?
— Нет, потому и сижу тут с тобой. Интересно же! Давай его потом поймаем.
— Зачем?
— Разберёмся, куда он тепло девает! Я такого ещё не видела. Будет, что папе рассказать. Но информации побольше нужно.
— Давай проследим за ним, если получится. Не надо никого ловить без особой нужды.
Иннокентий Викторович между тем открутил крышку термоса, налил в неё дымящийся горячий чай и запрокинул голову, выглядывая в листве Савелия.
Тот не заставил себя долго ждать. Высунулся из кроны тополя. Сначала голова с огромными глазищами. Потом небольшое — примерно как у сороки — тело. Распахнул крылья и плавно полетел к человеку. Покружился над ним и рухнул вниз.
На “сову” Савелий походил очень условно: большими глазами и тем, что летает. Клюва у него не было, зато были уши, округлые и небольшие. Лапа у него была всего одна. Он ловко прицепился к крышке термоса в руке человека и замер.
Золотистое сияние Савелия вскоре стало ярче, а дымок над крышкой исчез. Иннокентий Викторович осторожно подлил ещё чаю. Савелий одобрительно заурчал, качая круглой головой.
Ветер тряхнул тополя, и на человека с “совой” посыпались золотые листья. Савелий распахнул крылья пошире, чтобы не упасть, и сосредоточенно продолжил пить тепло, иногда поднимая голову и урча. Иннокентий Викторович что-то говорил ему в ответ и улыбался.
Потом Савелий взмахнул крыльями и, сделав круг над своим человеком, медленно полетел прочь.
— Пошли! — вскочила Катя.
Руслан подбежал к пенсионеру и сказал:
— Мы хотим посмотреть, куда Савелий девает тепло!
— Идите, — кивнул Иннокентий Викторович и улыбнулся. — Потом и мне расскажете.
Савелий летел неторопливо, и видящие легко успевали идти за ним. По скверу, мимо новостройки. Затем поперёк аллеи — и во двор типовой девятиэтажки.
Савелий завис на у окна на третьем этаже. Руслан присмотрелся и разглядел, как с крыльев существа слетают мелкие золотистые искры и сквозь стекло влетают в комнату.
Савелий заглянул ещё в одно окно, на восьмом этаже. Потом покружился над усталой старушкой, сидящей у последнего подъезда. Осыпал её искрами, и она вдруг заулыбалась, став не то чтобы моложе, но определённо радостнее и счастливее.
У Кати под пальто недовольно завозился Шустрик, и она погладила его через одежду.
— Догадываюсь, чем этот Савелий занимается, — заметила девушка, глядя на усевшуюся на козырёк подъезда “сову”. — Судя по всему, тепло дарит.
Катя картинно поёжилась.
— Не понял.
— Творит всякую милоту. Сны хорошие создаёт, унывающим настроение поднимает и всякое такое. Короче, идейный враг Шустрика. Летом ему, видимо, солнечного тепла хватает, а по холодам приходится дополнительно согреваться. Вообще-то ему подобные обычно улетают с началом холодов в тёплые края. А этот дурной какой-то.
— А этот, наверное, привык к Иннокентию Викторовичу. Он же сказал, что увидел Савелия, когда овдовел. Возможно, он — в смысле Савелий — заметил горюющего человека и попытался утешить. Потому и не успел улететь вовремя. А потом привык.
— Какая трогательная история! — фыркнула Катя. — Я готова разрыдаться от умиления! И...
Её прервал звонок телефона. Она нахмурилась, достала телефон, мельком глянула на экран и сказала:
— Слушаю.
Что ей говорили, Руслан не слышал. Но видел, как она изменилась в лице. Глаза потемнели и стали большими-большими. Она побледнела, и на светлой коже глаза казались совсем невозможно огромными.
Катя дослушала собеседника и без всякого выражения произнесла:
— Я поняла. Скоро буду.
Отняла телефон от уха и замерла на несколько секунд.
— Эй, Кать, что случилось?
Девушка встряхнулась, будто включившись, поморщилась и сказала:
— Это папа. Не он сам, а... В общем неважно. Мне надо ехать в аэропорт. Сейчас закажу билет, заскочу за вещами и прости-прощай.
Она уткнулась в телефон.
— Что с ним? Может, нужно чем-то помочь?
Сверху на Катю посыпались мелкие искорки. Шустрик под пальто завозился ещё яростнее, выскочил наружу и зашипел, глядя в небо. Руслан поднял голову: над ними парил Савелий и сыпал частички тепла на Катю.
Она тоже подняла голову и фыркнула:
— Этого только не хватало. К людишкам лети, глупая птица. А ты тихо, Шустрик.
Катя посмотрела на Руслана:
— Так, теперь ты. За предложение спасибо, конечно, но помочь ты ничем не можешь. Папа в больнице. Он ранен. Я купила билет на самолёт. С пересадкой придётся добираться, но прямой рейс только через два дня, а “кривой” — через три часа. Со мной всё в порядке.
Руслан покачал головой: совсем не похоже, что Катя в порядке.
— Хорошо, пошли за твоими вещами. Потом в аэропорт. Я тебя провожу.
— Не надо.
— Надо. Одна ты изведёшься.
Катя прищурилась:
— Хочешь сказать, что я слабая?
— Хочу сказать, что ты взволнована. А так ты сильная, Кать. Очень.
Она несколько секунд пристально смотрела на Руслана, потом кивнула и пошла в сторону дома. На плече Руслана не висела, не болтала и не смеялась над окружающими. Впрочем окружающих она будто вовсе не видела. Шла к дому решительно и целеустремлённо.
Иннокентия Викторовича на скамейке не оказалось. Наверное, замёрз и ушёл домой. Руслан мысленно пообещал себе приехать сюда и поговорить с пенсионером. И проверить, на месте ли мозаичная золотая рыбка в старом фонтане.
А пока надо проводить встревоженную Катю. Кажется, она говорила, что её отец в горячей точке. Видимо, его ранили, и он попал в больницу. Да, тут Руслан действительно ничем помочь не может. Только побыть немного с Катей, поддержать. Судя по тому, как она слушала звонившего, её отцу по-настоящему плохо. Какой бы вредной Катя ни была, Руслан ни на минуту не желал ей зла. А что может быть хуже того, когда твоим близким плохо?
Катя забрала вещи из квартиры матери. Потом они с Русланом поехали в аэропорт. Она молчала, изредка поглядывая на тёмный экран телефона.