Шум воды затих, и Ольга Андреевна вернулась к незваным гостям.
— Что случилось?
— Когда вы уезжали, всё было в порядке?
— Господи, да! Точнее… я не помню!
Она беспомощно оглянулась, и Руслану стало не по себе: таким растерянным был её взгляд.
— Ничего не помню…
Женщина снова опустилась на табурет и заплакала.
— Вам есть, кому позвонить?
Она покачала головой и сказала сквозь слёзы:
— Мама с девочками, а друзья… они все были там… на корпоративе…
Руслану было невыносимо смотреть на её слёзы, и он заставил себя вернуться к фотографиям. Старшая девочка на одном из последних снимков ужасно напомнила ему кое-кого. Он торопливо достал телефон и открыл нужную вкладку: так и есть! Те же тёмные миндалевидные глаза, те же чуть вьющиеся волосы, то же строгое, красивое лицо — вся в маму.
Он повернулся, тронул женщину за плечо и спросил:
— Что случилось с вашими одноклассниками одиннадцать лет назад?
Женщина вздрогнула всем телом и зарыдала ещё отчаяннее.
— Не… не помню… н-н-ничего не помню…
Алексей сходил на кухню и принёс ей воды. Ольга Андреевна махом осушила стакан и опустила голову.
— Мне всего пятнадцать было… — хриплым от слёз голосом сказала она. — Я просто хотела отдохнуть с друзьями…
Мама всегда говорила Оле: приличные девочки не пьют, не курят, с мальчиками не общаются и думают только об учёбе. И смотрела так, что становилось ясно: Оля должна быть приличной девочкой — других вариантов нет.
Так что на день рождения Пашки Зырьянова можно было даже не отпрашиваться. Не пустит. А одноклассники собрались на дачу к Пашке: будут жарить шашлыки, танцевать, купаться, веселиться, радоваться майским денькам. Пашка гитару привезёт и будет петь так, что в груди станет тесно и жарко. Димка будет байки травить. Алинка будет училок передразнивать — у неё так похоже выходит!
Но маме не объяснишь. Раз на дачу, да ещё на выходные, с ночёвкой, то всё — разврат и позор. А ведь Оле уже пятнадцать! Не пять, не десять — что, вот так и просидит “хорошей девочкой” возле матери всю жизнь?! Нет-нет-нет, так не пойдёт! Надо идти.
В пятницу Оля незаметно собрала рюкзачок, спрятала в недра шкафа и ни словом о Пашкином дне рождения не обмолвилась. Часов в восемь начала зевать и потягиваться, поцеловала маму на ночь и ушла к себе.
Оделась для поездки: водолазка, узкие джинсы, яркие носки с рыбками, — забралась под одеяло и сделала вид, что спит. В девять мать осторожно заглянула в комнату, прислушалась и тихонько ушла в свою спальню.
Оля выждала ещё полчаса и выскользнула из дома. Благо Женька Ежова обещала, что её старший брат заберёт всех опоздавших и увезёт на дачу, если все расскажут Ежовым-старшим, что он отдыхал с ними, а вовсе не поехал тусить с рейсерами.
По дороге Оля успела причесаться и накрасить глаза — красавица! Пашке не устоять! Женька одобрила, и настроение у Оли было боевое. И пусть мама потом лишит её звания приличной девочки — всё равно!
На даче уже начали гулять. Ароматно пахло шашлыком. Девчонки настрогали салатов. Кто-то привёз лаваш и домашние пироги с яблоками и вишней. Оля пила терпкий вишнёвый сок — и без всякого алкоголя кружилась голова и хотелось глупо улыбаться.
Пашка пел, Димка рассказывал какие-то уморительные глупости, Женька показывала мастер-класс по танцам. И воздух полнился ароматом цветущих яблонь, смехом, гитарными переливами и Пашкиным голосом.
А потом кто-то, кажется, сам именинник, плеснул ей красного вина. Она сначала отказывалась: в голове всплывал образ матери, которая, сверля дочь горящим взглядом, повторяла: “Никакого алкоголя! Ни капли! Оля, ни капли, никогда!”
Ведь и без вина весело. Но Пашка так смотрел на неё и так обворожительно улыбался, протягивая бокал, что Оля не выдержала. Не умрёт же она от этого! Взяла бокал, коснувшись Пашкиных пальцев, и смело влила в себя всю кисло-сладкую жидкость.
…что было потом, она не помнит. Что-то страшное. Что-то горячее. Что-то, что нельзя вспоминать.
Пришла в себя она уже дома. А через три часа пришли полицейские и сказали, что все, кто был на даче, мертвы. Мать заверила полицейских, что Оля была дома, благо большую часть фоток и селфи делали ещё днём, а на меньшую она не попала.
Когда полицейские ушли, мать впервые в жизни отвесила ей пощёчину.
— Дура!
И больше не разговаривала с Олей. Долгих три месяца, пока не попала под машину, и Оля выхаживала её почти полгода, а потом, через девять месяцев после дня рождения покойного Пашки, у Оли родилась дочь.