— Юлька, ты не думай: он обычно нормальный! — хохотнул кто-то. — Это всё твоя красота!
Девчонка фыркнула, не глядя на Руслана, и отвернулась к подругам.
“Змеиные” кольца шевельнулись, и показалась ещё одна безглазая голова. Она медленно повернулась в сторону Руслана, и он ощутил тяжёлый пристальный взгляд, хотя смотреть “змее” было нечем. Она оскалилась и принялась медленно покачиваться.
Такой твари он ещё никогда не видел.
Народ вокруг продолжал общаться. Кто-то смеялся, кто-то ворчал. “Змея” продолжала сверлить Руслана слепым взглядом.
Славка снова пихнул приятеля в бок и в самое ухо прошептал:
— Хватит на неё пялиться! Ты чё, маньячина? Даже мне страшно уже.
Руслан с трудом отвёл взгляд от жуткой штуки на девичьих плечах.
Когда он в следующий раз посмотрел на Юльку, “змея” на её плечах ощетинилась семью головами. Две впились в уши девушки, другие пять размеренно покачивались, глядя по сторонам. Стоило Руслану глянуть в их сторону, безглазые морды разом повернулись к нему.
“Наверняка эта штука жутко опасная! Надо что-то делать!”
Руслан, не дослушав Славика, двинулся к Юльке.
Как же дотронуться браслетом до этой твари? Руслан оглядел Юльку и брякнул первое, что в голову пришло:
— Слушай, у тебя серёжки красивые! Можно посмотреть поближе?
Девушка обернулась, приподняла тонкие брови и сердито сказала:
— Нет! Отстань от меня.
Её подруги зашептались, захихикали, бросая на вспыхнувшего Руслана ехидные взгляды.
— Рус, идём в сто седьмую!
Три пары и два перерыва Руслан только и делал, что старался не смотреть на многоголовую тварь. Получалось плохо.
— Давайте в пиццерию, народ!
— А я суши хочу…
— Может, по пиву?
— Фу, давайте лучше в “Баристу” — там красиво!
Одногруппники вышли из учебного корпуса, шумно обсуждая, куда пойти отмечать начало учебного года.
Юлька поначалу шла со всеми в сторону бульвара Победы, где пестрели яркими вывесками и пиццерия, и кофейня, и суши-бар, и даже заведение с дурацким названием “Шаурмячная-Хомячная”.
У светофора девушка вытащила трезвонящий телефон и, быстро переговорив с кем-то, торопливо попрощалась. Развернулась и пошла в сторону городского парка. “Змеиные” головы колыхались в такт её шагам.
Руслан, чувствуя себя полным идиотом, бросил “До завтра!” Славику и припустил за ней.
“Вот догоню я её — и что?! Скажу: Юлия, у вас на шее ужасный монстр, давайте я его браслетом потрогаю. Или посолю!”
Но нельзя же ничего не делать, когда кого-то жрёт неведомая тварюга. Потому Руслан шёл за Юлей.
Вот её стройный силуэт мелькнул между киосками и пропал в парковых воротах. Руслан плюнул на то, что подумают окружающие, и побежал.
Шелестели тронутые золотом тополя и берёзы. Пестрели астрами и мелкими розовыми цветочками клумбы. Гуляли школьники с портфелями, мамы с малышами и весёлые братья-студенты. А Юли не было.
Руслан огляделся ещё раз. Вот она! Уходит в рощицу за фонтаном. Бегом за ней!
Вихрем промчался мимо болтающей молодёжи, недовольной старушки и двух девочек с пуделем. Влетел в рощицу.
Как тихо! Странно: только что парк смеялся и гомонил десятками голосов, лаял, каркал, шелестел листвой. С улицы доносился шум машин и мерный грохот трамваев. А здесь и сейчас тихо-тихо. Ни шороха, ни возгласа — ничего. Словно с разбегу попал из городского парка в лесную чащу.
Юля, прямая и напряжённая, сидела на сломанной скамейке. Смотрела в сторону. Растрепавшиеся волосы закрывали от Руслана её лицо, и оттого казалось, что это не она, не Юля. Какое-то жуткое существо из дрянного ужастика с обманчиво знакомыми рыжими волосами, в Юлиных блузке и джинсах, с её сумкой. С невозможной “змеёй” на плечах.
Руслан судорожно сглотнул, сунул руку в сумку и достал мешочек с солью. Лучше, чем ничего.
Наверное.
Медленно-медленно двинулся в сторону одинокой девичьей фигурки, мечтая, чтобы она повернула голову и посмотрела на него, и одновременно боясь этого.
Тени вокруг Юли сгустились и задёргались. Почему рядом с ней целых пять.. шесть.. семь теней? Семь рваных силуэтов, сплетающихся в безумный хоровод.
Руслан вдруг подумал, что мама очень расстроится, если он больше никогда не вернётся домой. А кажется, так оно и будет. Браслеты на правом запястье обнимали руку теплом, но оно было слабым-слабым, а от чёрного хоровода вокруг Юли веяло лютым холодом.
До него всего четыре шага.
Папа тоже будет переживать, но маме будет хуже… или когда теряют сына, нельзя сказать, кому хуже?