- Немного поздновато для прогулок, не так ли, миссис Блэр? - спросил О'Брайен. По натуре это был добрый человек, но сейчас он говорил резким и недоброжелательным тоном.
Встречаясь с миссис Блэр, наверное, в семнадцатый раз за этот месяц, он успел уже порастерять неистребимое желание относиться с сочувствием к ее беде. Дело еще, честно говоря, состояло в том, что он был абсолютно бессилен оказать ей помощь, и эта беспомощность приводила его в раздражение.
- Вы видели ее? - спросила миссис Блэр.
- Нет, - ответил О'Брайен. - Весьма сожалею, миссис Блэр, но мне это не удалось.
- Я принесла вам еще одну ее фотографию, может, это поможет.
- Да, возможно, это поможет, - согласился он. Зазвонил телефон, О'Брайен снял трубку.
- Восемьдесят седьмой участок. О'Брайен у телефона.
- Боб, это говорит Берт Клинг. Я сейчас нахожусь на Калвер, где бросили бомбу в церковь.
- Я тебя слушаю, Берт.
- Насколько мне помнится, во вчерашнем списке угнанных машин фигурировал "фольксваген" красного цвета. Не мог бы ты свериться со списком и сказать мне, откуда он был угнан?
- Хорошо, одну секундочку, - сказал О'Брайен и принялся просматривать лежащий на столе список.
- Вот ее новая фотография, - сказала миссис Блэр. - Я знаю, как хорошо у вас получается с этими беглецами, мистер О'Брайен, ребятишки так любят вас, они всегда делятся с вами. Я верю, что вам обязательно расскажут о ней. И если вы увидите Пенелопу, то единственное, чего я хочу, так это чтобы вы сказали ей, что я очень сожалею об этом недоразумении.
- Да, я обязательно скажу ей именно это, - заверил ее О'Брайен и тут же взял лежавшую на столе трубку. - Берт? Здесь сообщается о двух красных "фольксвагенах" - модели 64-го и 66-го годов. Дать тебе данные и того и другого?
- Давай, - сказал Клинг.
- Шестьдесят четвертая модель принадлежит некоему Арту Хаузеру. Ее угнали, когда она стояла у 861-го номера по Вест-Меридиан.
- А модель шестьдесят шестого года?
- Ее владелица Алиса Клири. Машину украли со стоянки на Четырнадцатой улице.
- Хорошо. Большое спасибо, Боб, - сказал Клинг и повесил трубку.
- И скажите ей, чтобы она вернулась домой к своей мамочке, продолжила свое миссис Блэр.
- Обязательно, - сказал О'Брайен. - Если, конечно, увижу ее. Я ей обязательно передам ваши слова.
- А она очень хорошо получилась на этой фотографии, правда? - спросила миссис Блэр. - Этот снимок был сделан на пасху. Это самая последняя из всех ее фотографий. Я думаю, что она очень поможет вам в поисках.
О'Брайен поглядел на девушку на фотографии, потом встретился взглядом с зелеными полными слез глазами миссис Блэр и ему вдруг захотелось перегнуться через стол и потрепать ее по руке. Однако именно этого ему сейчас ни в коем случае не следовало делать. Поскольку, хотя он и справедливо считался лучшим специалистом участка по розыску бежавших детей, постоянно таская в своем блокноте не менее полусотни снимков юных беглецов, и хотя за ним числилось больше обнаружений, чем у любого полицейского в городе, он, черт побери, ничего не мог сделать для матери Пенелопы Блэр, которая сбежала из дому в июне.
- Но вы должны понять... - начал было он.
- Не будем больше возвращаться к этому вопросу, мистер О'Брайен, прервала она его и поднялась с места.
- Миссис Блэр...
- Я не желаю и слушать, - решительно произнесла миссис Блэр и торопливо вышла из дежурного помещения. - Скажите ей, что я по-прежнему люблю ее, - и шаги миссис Блэр зазвучали по металлической лестнице, ведущей вниз.
О'Брайен тяжело вздохнул и сунул новую фотографию Пенелопы в изрядно потрепанную записную книжку. Когда миссис Блэр прервала его, не желая слушать никаких объяснений, он как раз собирался, уже бог знает в который раз, напомнить ей тот совершенно очевидный факт, что ее Пенелопе, ее дочери-беглянке, двадцать четыре года от роду и что никакая полиция на всем белом свете не может принудить ее вернуться домой, если она сама этого не хочет.
Толстый Доннер был тайным осведомителем и фанатичным приверженцем турецких бань. Эту огромную глыбу мяса и жира, чем-то слегка напоминающую Будду, в любое время дня и ночи можно было разыскать в той или иной парной завернутым в полотенце и отдающимся ласке тепла, которое только и могло хоть как-то освежить его дряблое тело. В одном из таких ночных заведений, носившем название "Пар и формы", и разыскал его Берт Клинг. Он послал массажиста в парную и попросил сообщить Доннеру, что его ждут. Через того же массажиста Доннер передал Клингу, что выйдет через пять минут, если только Клинг не хочет присоединиться к нему в парной. От парной Клинг отказался. Он подождал в раздевалке и через семь минут туда явился Доннер, обернутый своим обычным полотенцем - зрелище весьма впечатляющее, особенно в половине четвертого утра.
- Привет, - сказал Доннер. - Как дела?
- Отлично, - сказал Клинг. - А как ты?
- Да так себе.
- Я ищу пару украденных колымаг, - сказал Клинг, сразу переходя к делу.
- И что же это за колымаги? - спросил Доннер.
- "Фольксвагены" моделей 64-го и 66-го годов.
- Какого цвета?
- Красные.
- Обе?
- Да.
- И откуда их сперли?
- Одну у 861-го по Уэст-Меридиан, а вторую со стоянки на Четырнадцатой улице.
- И когда?
- На прошлой неделе. Точного дня я не помню.
- И что вам хотелось бы знать?
- Кто угнал их.
- Считаешь, что это сделал один и тот же тип?
- Сомневаюсь.
- А зачем вам понадобились именно эти железки?
- Одна из них, возможно, была сегодня использована, когда бросили бомбу.
- Это ту, что бросили в церкви на Калвер?
- Вот именно.
- На меня не рассчитывай, - сказал Доннер.
- Что ты хочешь этим сказать?
- В этом городе полно парней, которые с большим одобрением восприняли то, что там произошло. И я не хочу ввязываться в эту черно-белую свару.
- А кто может прознать, что ты имеешь к этому отношение? - спросил Клинг.
- Точно так, как вы собираете информацию, собирают ее и они.
- Я нуждаюсь в твоей помощи, Доннер.
- Понимаю, но на сей раз прошу уволить, - сказал Доннер, упрямо мотнув головой.
- В таком случае мне придется обратиться на Хай-стрит.
- Зачем это? У тебя там еще один источник информации?
- Нет, просто там находится контора районного прокурора.
И оба мужчины пристально посмотрели в глаза друг другу. Доннер в обернутом вокруг толстенного живота полотенце, истекающий потом с такой интенсивностью, будто он и сейчас продолжал сидеть в парилке, и Клинг, скорее напоминающий слегка усталого рекламного агента, чем полицейского, да еще угрожающего человеку разоблачением его прошлых темных делишек. При этом они оба прекрасно понимали друг друга и ценили тот странный симбиоз, который иногда возникает между людьми, чья профессия - охрана закона, и теми, кто этот закон нарушает, симбиоз, жизненно необходимый как тем, так и другим.
- Не люблю, когда меня силком принуждают к чему-то, - Доннер наконец нарушил молчание.
- А я не люблю нарываться на отказ, - парировал Клинг.
- Когда нужны эти сведения?
- Я хочу, чтобы колеса завертелись до наступления утра.
- Тебе хочется чуда, не так ли?
- А кто не жаждет чуда?
- Чудеса стоят немало.
- А почем они?
- Двадцать пять за одну машину и полсотни, если удастся узнать об обеих.
- Ты сначала разыщи машины, а о цене поговорим позднее.
- А если до этого "позднее" кто-нибудь проломит мне череп?
- Об этом тебе следовало позаботиться еще при выборе своей профессии, - возразил Клинг. - Ладно, Доннер, кончай трепаться. Просто два каких-то подонка решили бросить самодельную бомбу. Никто за ними не стоит и бояться тебе нечего.
- Ты так считаешь? - осведомился Доннер. И тут же менторским тоном изрек банальную истину:
- Расовые отношения в этом городе достигли к настоящему моменту наивысшего напряжения.
- Ты знаешь мой номер в участке?
- Еще бы мне не знать его, - мрачно подтвердил Доннер.
- Я сейчас иду прямо туда и буду ждать твоего звонка.