Василий Коменский залез в подпол и стал лихорадочно выгружать оттуда всякие мешочки да свертки. Настя и ее мать взирали на него с недоумением.
"Чего смотрите!" — с досадой воскликнул Василий. — "Все, конец. Теперь бандиты всех нас со света сживут! Только я за дешево жизнь свою не отдам. А вы уходите! Немедленно, пока не поздно!"
"Никуда я не уйду" — тихо, но твердо сказала мать. — "Если и помирать, то все равно вместе. А ты, Настя, в любом случае уходи. Убить тебя, может, и не убьют, да как бы не пожалеть потом об этом… Бандиты — они есть бандиты… Измываться будут".
"Нет, и я с папой!" — воскликнула Настя, уцепившись за мамину руку.
"Уходи" — устало произнес отец. — "Я бы и сам ушел, да куда с моей ногой. Да и надоело от этой мрази прятаться. А ты уходи. Тебе жить надо".
Насте стало не по себе от той безнадежной тоски, которая явно сквозила в словах отца. Но тут он быстро переменился, стал деловитым и торопливым.
"Я их встречу с ружьем. И другие мужики, кто вместе с Петровичем пойдет, тоже. Остальным одна дорога — бежать, если они на милость бандитскую не рассчитывают. А эти гады, чую, злы сейчас без меры. Так что переодевайся, мать тебе провиант в дорогу насобирает, — и в путь. Пойдешь на Восток, может, повезет тебе, доберешься до Зеленодольска. Там тоже вооруженной рукой правят, но, слыхивал я, без такого разбою, что у нас творится. Пойдешь лесом, Ясногорск обходи как можно дальше. Пробираться будешь рано утром и в вечерних сумерках. Тогда в лесу на бандитов не наткнешься. Ночью спи, днем отсиживайся", — скороговоркой объяснял отец.
"Карту я тебе дам. Пойдешь без оружия, с одним ножом. Если на кого нарвешься, то увидят ствол — пристрелят сразу ("хорошо, если пристрелят" — подумал про себя Василий, — "а то еще и надругаются, если разглядят, что девчонка"). После Комсомольского Курорта можешь выходить к берегу. Там все равно леса жиденькие, все больше поля. Но и там идти только по утрам и поздно вечером. И вот что — ты в Зеленодольск пока не заходи. Заправляют там всем из Рыбаково, что на полуострове. Давай прямо туда. Лучше уж прямо с главарями дело иметь, чем с мелкой сошкой".
Настя подобрала выброшенный отцом из подпола почти новый камуфляж и начала переодеваться, поминутно всхлипывая и шмыгая носом. Мать кинулась на кухню, собирать снедь. Вскоре вещмешок с сухарями, куском копченой свинины, двухлитровой пластмассовой бутылкой парного молока был готов. Отец добавил туда банку мясной тушенки, невесть как сохранившуюся за семь лет, нацепил Насте на пояс кожаный ремень, на котором болтались ножны с десантным ножом.
"Ну, с богом", — сказала мать, опускаясь на грубо сколоченный табурет, и утирая рукавом глаза.
Настя всхлипнула громче, и тут с околицы послышался шум мотора.
"Беги!" — крикнул отец, хватая Настю за плечо. — "Через огороды — к лесу! И не останавливайся! Не вздумай сюда возвращаться! Нас больше нет — поняла? Хочешь, чтоб мы умерли спокойно — останься жива! Делай, как я сказал!" — он торопливо поцеловал дочку и вытолкнул ее в дверь, с силой хлопнув ладонью по спине.
Настя бежала к лесу, всхлипывая, и постоянно оглядываясь. Минут через десять за ее спиной хлопнул выстрел, затем еще один, затем раздался треск автоматной очереди. В деревне, как казалось девочке, разворачивалось целое сражение, хотя на стороне селян били по бандитам шесть ружей, одна автоматическая винтовка, да еще четверо рискнули выйти против вооруженного автоматами врага с самострелами.
Селяне прозевали момент, когда машины с бандитами подъезжали к Прямоторовке. Однако на улочках села грузовик попал под обстрел и был подбит. Было убито и ранено несколько бандитов, которые, не ожидая вооруженного отпора, спокойно сидели в кузове. Однако на каждое ружье ответили по меньшей мере два автоматных ствола. Бандиты взяли под прицел хаты, из которых отстреливались поселяне. А затем по окрестностям разнесся звук, которого уже много лет не слышали в этих местах — загрохотал крупнокалиберный пулемет, установленный на бронетранспортере. Тугой, гулкий звук ударил в уши, отдавался эхом от близкого леса. Настя упала и в страхе прижалась к земле.
Лишь через четверть часа, когда стрельба стала заметно реже, а грохот пулемета прекратился, она нашла в себе силы поднять голову и оглянуться. Над селом поднимался дым от четырех или пяти огромных костров. И одним из этих костров был ее дом. Настя зарыдала, не вставая с земли, ее кулачки бессильно стучали по сухой прошлогодней траве. Потом она встала и сделала шаг в сторону горевшего дома, затем еще один…