Класть, однако, никого не пришлось. Через три дня напряженного ожидания Галактионову стало получше и пятерка потихоньку возобновила движение к Славьгороду. Не доходя города километров семь — восемь, стали на привал в красивом лиственном лесу.
"Здесь и будет наш временный лагерь", — объявил Сергей. — "Выходить с листовками будем парами: один распространяет, второй прикрывает. Алексей пока будет охранять лагерь. Вылазки делаем днем. Ночью, — что в деревнях, что в Славьгороде, — сразу собаки лай поднимут".
"А как же мы днем листовки раздавать будем? Или расклеивать? Ночью собаки, а днемто нас любой засечет за этим делом!" — недоумевал Костя Таланкин.
"Если бы мы были уверены, что население нас поддерживает, ночью бы было в самый раз. Собаки что! Ведь не на каждом же у них углу патрули?" — заметил Алексей, левая рука которого все еще покоилась на перевязи. ^
"Да", — кивнул Мильченко, — "но только тут можно легко нарваться на какогонибудь фанатика из ополченцев — они себя ратниками кличут. Так что придется выходить днем. А чтобы не нарваться, мы листовочки наши ни клеить, ни раздавать не будем".
"А как же тогда?" — не унимался Таланкин.
"Очень просто. Берем картонную трубку от малой дымовой шашки, скручиваем листовки трубочкой и засовываем туда. С одного конца прилаживаем вышибной заряд. Между листовками и зарядом надо засунуть пыж — кружок, вырезанный из картона. Укрепляем трубочку в удобном месте, ставим взрыватель с замедлением минут на десять — пятнадцать, и сматываемся. Вот и все. Единственная трудность — не нарваться на патруль до того, как работа сделана. Ясно?"
"Так точно, ясно", — отозвался Таланкин. Остальные молча кивнули.
"А раз ясно, сейчас я покажу, как эту штуку мастерить, потом раздам каждому по пять трубок — и за работу".
…Надежда Бесланова (носившая теперь фамилию Сухоцкая) стояла на крыльце Зеленодольского детского дома. Через ее руки прошли многие ребятишки, в лихую годину Последней войны и послевоенных неурядиц потерявшие своих родителей. Иные из них уже стали взрослыми и даже обзавелись собственными детьми. Но хотя война минула более десяти лет назад, она расшатала жизнь настолько сильно, что поднятые ею волны хаоса с каждым годом вздымались все выше и выше, угрожая захлестнуть с таким трудом отвоеванные людьми островки мирной жизни.
Вот и сегодня поток беженцев из охваченной мятежами, бессмысленным противоборством претендентов на власть и обычным бандитизмом Литвы принес в Зеленодольск еще двоих сирот. Их привезли ополченцы из Народного — там, несмотря на численность населения, раза в четыре превышающую число жителей Зеленодольска, возможности детского дома были исчерпаны. В Народном хватало пустующих домов, но не хватало людей, согласных на эту работу. Почему же хватало их в Зеленодольске?
Надежда знала ответ.
Сегодня, придя в здание Зеленодольского районного Совета, она зашла в отдел народного образования, поздоровалась с дежурным и взяла трубку телефона.
"Дежурный офицер младший лейтенант Тацинский слушает!"
"Вы не могли бы пригласить к телефону Елизавету Ахметовну?"
Надежда подождала немного, пока в трубке не послышался голос жены полковника Айтуллина.
"Лиза? Это Надя Сухоцкая. У нас тут проблемы… В общем, надо созывать заседание женской секции Совета Коммуны. Оповести наших в Приморском и в Рыбаково, а я соберу Городских и здешних".
Да, коммунары давно уже разъехались из Рыбаково кто куда, но коммуна продолжала существовать. И количество ее членов не уменьшилось. Хотя в самом Рыбаково их осталось всего лишь несколько десятков, но в Зеленодольске и окрестностях было не менее четырех сотен, да в Городе около семисот человек. Были коммунары и в деревнях, и даже в Народном была ячейка коммуны (по традиции именовавшейся Рыбаковской) в полсотни человек. Коммунары не скрывали своей организации, и большинство жителей Северо — Западного округа знало о ее существовании, хотя не все толком могли объяснить, что из себя представляет Рыбаковская коммуна.
Через три дня в Зеленодольске собрались четырнадцать женщин.
"Подруги! Сестры! Скажу вам честно — даже десять лет назад, когда я с пулеметом в руках дралась против банды Коменданта, засевшей в Городе, мне не было так тяжело". — Так начала свое выступление Надя Сухоцкая. — "Тогда мы верили, что вот еще одно, последнее усилие — и справедливость восторжествует, и наладится мирная жизнь. Теперь у меня нет такой уверенности. Нет, наши собственные дела наладились. Но не все зависит от нас. Вокруг все шатается. Спокойствия и порядка гораздо меньше, чем его было до войны".