«Вам кажется, отец Владимир. Простите, я должен идти. Дел много.»
Разговор снова предсказуемо окончился ничем, как уже случалось ранее несколько раз. Достучаться до Николая Петровича никак не удавалось. Уже много месяцев с того момента, как они перебрались на материк, полковник был на грани, как натянутая струна. Казалось, тронь его пальцем, и случится ядерный взрыв. Титаническими усилиями Матвиенко удавалось держать себя в руках. Спасала работа и лежащий на нем груз ответственности. Дисциплинировала. А этот святоша так и норовил поковыряться в свежей ране. Боль потери уже немного утихла. Осталась бессильная ярость. Она клокотала и бушевала внутри, не находя выхода. Ведь он сам позволил Наташе лететь первым бортом. Умом он понимал, что ее смерть, как и всех прочих, – несчастный случай и винить в этом некого. Но он лишился единственной радости в жизни и не мог с этим смириться. Отец Владимир видел, что с полковником творится неладное, но понять причин его ожесточения не мог. Он несколько раз пытался пробиться через броню Николая Петровича. Но с таким же успехом можно было пытаться колоть грецкие орехи зубочисткой.
Жизнь в поселке была организована по-военному четко и рационально. Только что строем по улицам не ходили. В критической ситуации военная дисциплина была кстати, она не позволяла людям поддаться панике, давая ощущение стабильности. Однако жизнь постепенно налаживалась, а полковник продолжал закручивать гайки, не замечая или не обращая внимания на недовольство части населения, в основном, гражданского. Единоличное решение Матвиенко окружить поселок и большую часть используемых земель вокруг него непроницаемым забором со смотровыми вышками, на которых будут нести круглосуточное дежурство военнослужащие, чтобы не допустить приближение к поселку выживших после эпидемии (а, следовательно, заразных и смертельно опасных) и вовсе вызвало ропот среди населения. Отец Владимир тоже поддерживал эти протестные настроения и пытался в который уже раз донести их до полковника.
К великой радости отца Владимира в деревне оказалась церковь. Совсем небольшая, но яркая и нарядная, как хохломская игрушка потому, что отреставрирована была недавно и выкрашена в бело-синих тонах. Вполне закономерно, что во времена великих потрясений число прихожан значительно увеличивается. Люди пытаются осмыслить происходящее и примириться с ним, найти утешение и ответы на животрепещущие вопросы. Паства отца Владимира постепенно возросла до нескольких десятков человек по будням и нескольких сотен по праздникам. Это воодушевляло его необыкновенно. Пытаясь объять необъятное, отец Владимир старался уделить внимание всем, кто жаждал утешения или разговора по душам. И порой чувствовал себя совершенно опустошенным, словно сдувшийся воздушный шарик, но счастливым.
В деревне была небольшая школа и старенький фельдшерско-акушерский пункт, а также два магазина и придорожная кафешка. На этом блага цивилизации заканчивались. В общем и целом, Сергей выбрал удачное место для поселения. Руководствуясь его записями, прибывающие с каждым рейсом островитяне оперативно распахивали поля и засаживали огороды, чтобы не упустить благоприятное для посадки время. Параллельно зачищали деревню от останков умерших, устроив братские могилы подальше от поселения. Прилетевший последним рейсом полковник Матвиенко застал уже дружные зеленые всходы на полях и свежую редиску, выросшую в теплицах.
Особой изюминкой деревни была цепочка небольших заросших озер, тянущаяся вдоль реки на расстоянии нескольких километров друг от друга. Помимо диких уток, цапель и другой птицы, гнездившейся там, одно из них оказалось излюбленным местом водопоя разномастного стада лошадей. К большому изумлению людей две лошадки оказались мохнатыми пони – совсем ручными и с покладистым нравом. Людей они не опасались и позволяли себя гладить, охотно беря угощение прямо из рук. Лошадки моментально стали детскими любимцами и к озерцу гуськом потянулись дети с гостинцами для них. Скорее всего, в прошлой жизни лошадки катали детей в парках по выходным.
Через несколько дней вечером на огонек к полковнику Матвиенко забежала Вероника. Энергия из девушки, как всегда, била ключом и, казалось, заполняла все вокруг. Проведенная на острове полярная ночь, вопреки ожиданиям полковника, ничуть ее не изменила. От ее активности у Матвиенко немедленно начинала болеть голова.
«Здравствуйте, Николай Петрович,» – затараторила девушка с порога. – «Я хотела бы с Вами поговорить. Можно войти?»
Вероника была одной из тех городских девушек с активной жизненной позицией, которые все свободное время посвящают модному ныне волонтёрству и борьбе с социальной несправедливостью: убирают мусор в заповедных местах, выгуливают собак в приютах для животных, высаживают деревья на месте лесных пожаров, кормят бездомных, проверяют товары в магазинах на предмет «просрочки», ищут пропавших в лесах грибников и т.п. В общем, «моя хата с краю» – это не про нее. После вымирания большей части человечества дел у нее поубавилось. Такие мелочи, как изготовление кормушек для птиц, никоим образом не давали ей проявить себя. Вероника заскучала. И вот этот торнадо чистой энергии налетел на полковника Матвиенко. В отличии от отца Владимира, она не обращала внимания на его холодность и деликатности не проявляла. Уверенная в своей правоте Вероника шла напролом, как танк.