Медведев (улыбаясь). Осталось проголосовать семерым депутатам. Кто у нас хочет выступить сейчас?
Хорев. Я, я хочу, и именно сейчас (выходит и встаёт на трибуне лицом к столу с депутатами, боком к зрительному залу, смотрит на Кукушкину). Тамарочка, всё Вы правильно говорите, умница Вы наша молоденькая. Но предупреждаю: постареете – поглупеете. А когда поглупеете, то поймёте, что «выдриных» всегда больше, чем «кукушкиных». И однажды глупость Ваша достигнет такого уровня, что Вы сообразите: в определённых ситуациях лучше быть с большинством, даже таким. И использовать его в своих интересах. Вот я, старый дурак, сообразил это, ещё когда меня только наш городской совет ветеранов вооружённых сил кандидатом в депутаты выдвинул. И люблю наш город вместе с большинством в своё удовольствие уже три года.
Рысина (раздражённо). Пётр Валерьевич, уважаемый, Вы на трибуну лекцию по цинизму вышли читать?
Хорев (с улыбкой смотрит на Рысину). Ирина Максимовна, дорогая, я в положенное мне по регламенту время буду говорить всё, что я хочу сказать, а не только то, что Вы хотите услышать.
(Смотрит на Кукушкину.) Вот, видите, Тамарочка, в таких ситуациях можно не бояться большинства. Потому что большинство боится, что Вы будете не с ним, и тогда оно может стать меньшинством. И будет волноваться, как уже заволновался наш уважаемый председатель.
(Смотрит на Медведева.) Успокойтесь, Владимир Васильевич, я «за». (Смотрит на секретаря думы.) Депутат Хорев «за». Запишите, Жанна Георгиевна.
(Смотрит на Кукушкину.) И Тамарочка, я даже не буду пускаться ни в какие экономико-социальные рассуждизмы для маскировки своих мотивов такого голосования. Нет, зачем. Я прямо говорю, за любовь в своё удовольствие надо платить. Поэтому, Тамарочка, даже когда постареете и поглупеете, не забывайте, что любовь бывает продажная. И никогда в своём стремлении к удовольствиям не нарушайте своего внутреннего баланса. Иначе перестанете себя уважать. А потеря самоуважения – это такая большая дыра внутри человека, которую уже никакими удовольствиями не заткнуть.
(С улыбкой смотрит на Рысину). Ирина Максимовна, полковник Хорев лекцию по цинизму закончил. Благодарю всех за внимание. (Уходит с трибуны на своё место.)
Медведев (улыбаясь). А я Вас, Пётр Валерьевич, благодарю за краткость. Как всегда, выступили с честным прямолинейным зигзагом. Теперь, насколько я понимаю, депутат Журавлёв хочет высказаться. Правильно, Сергей Сергеевич?
Журавлёв. Правильно понимаете, Владимир Васильевич (выходит и встаёт на трибуне лицом к столу с депутатами, боком к зрительному залу, смотрит на Хорева). Удивил, Пётр Валерьевич. Про дыру внутри так хорошо сказал, что я передумал в твоей ковыряться. «По ту сторону принципа удовольствия» – есть у Зигмунда Фрейда такая работа. Пора тебе её прочесть.
(Поворачивается лицом к зрительному залу.) Да, Тамара Яковлевна права, надо, чтобы в городе «всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти». Но! Наличие таких мест не решает проблему дыр внутри, проблему внутренней пустоты. Вот, лично про меня две истории расскажу.
(Оглядывается на Медведева.) Не бойтесь, Владимир Васильевич, они короткие, я в своё время уложусь.
Медведев (улыбаясь). Пожалуйста, пожалуйста, Сергей Сергеевич.
Журавлёв. Первая история. Возвращаюсь как-то домой из магазина, вижу – на лавочке перед моим подъездом сидит, шатаясь, верзила. Глаза мутные, в руке бутылка и рыгает (прошу прощения за такие подробности) прямо перед собой на выложенное плиткой пространство у подъезда и лавочки. Останавливаюсь перед ним в размышлении – как быть? Говорю терпеливо-миролюбиво: «Ты бы хоть отвернулся и блевал не перед собой, а в кусты вон хотя бы». До сих пор удивляюсь я своему проворству. Верзила этот поднял на меня голову свою, еле-еле сосредоточил на мне свои буркалы и, в конце концов, осознал поданный ему совет. Осознал, перехватил бутылку за горлышко, поднялся с лавочки и двинулся на меня, как Годзилла, только матерно русскоговорящий. Хорошо, что он сильно шатался и до двери от лавочки метров семь. Успел я свой ключ к домофону приставить и заскочить в подъезд. Дверь сильно задрожала под его ударами, но выдержала. (Оглядывается на Ястребова.) Возвращаясь к вашим баранам, Павел Петрович, хочется предупредить: они могут уже и забодать нас насмерть.
Ястребов. Что-то не похоже, чтобы капитан первого ранга пьяного мужика так перепугался.