Она даже не поняла, что добралась до дома.
Во дворе не чищено: как Степан Игоревич, дворник, слег с инфарктом, от которого не оправился, так и все. Но пройти можно. Левый сапог промок уже до щиколотки, чего уж там терять. А спрашивает это соседский пацан, ему лет пятнадцать. Худой, куртка отцова не по размеру, зато здоровается всегда. Это правильно, это он хороший парень. И отец у него отличный мужик, только больной очень, редко выходит на улицу.
– Да нет, Мишка, спасибо. Всего-то сумка, донесу.
Тот кивает, а сам руку тянет: вызывался, значит не отступит. Отдала. И правда так идти легче, хоть и недалеко осталось. Она ему даже в матери не годится по возрасту, край – в старшие сестры, а такой старой себя почувствовала, что жуть берет.
– Спасибо, Миш. Спасибо…
В сумке тетрадки на проверку и продукты, придется что-то готовить. Аркадий обещал прийти, не годится встречать пустым столом. Курицу запечь, картошки к ней, в холодильнике полбанки грибов есть. Справится. После развода личная жизнь и так те фонари напоминает: как бы есть, но не светит. Аркаша отделается тортом из ближайшего «Магнита» и бутылкой кислого вина, это она знала наперед.
С одной стороны – хорошо, мужичок экономный, деньги на ветер не кидает. А с другой… Ну, бывший муж гусарил иногда. Все же надо, надо, это женской душе на благость, когда шампанское ящиками и цветы корзинами. Однако, теперь он в прошлом, а будущее беспросветно, как снег за окном.
– Все уже, дошли, давай сумку. Спасибо еще раз!
– Да не за что, теть Тань, обращайтесь.
Сбежал по пяти стертым ступенькам и во двор. Наверное, игры у него там какие-нибудь. Снежная крепость или еще что.
Мишка с родителями и младшей сестрой прямо над ней и живет. Хорошая семья, простая, но дельная какая-то. Ни драк, ни пьянок, даже дети не шумят. Дом-то двухэтажный, немцы после войны строили из чего Бог послал, все-все слышно.
Сумку на кухню, чтобы руки не оттягивала, сама села на продавленный стул. Разулась. От мокрого носка сразу пятно на линолеуме, но это уже ничего. Это – вытрет.
Двадцать пятое января доживало последние часы. Ее день, если верить телевизору, ее праздник. А что-то нерадостно, что-то нет на душе ни веселья, ни немного шального настроения, которые только и отличают необычные дни от сливающихся в серую полосу обыкновенных.
Аркадий? Ну, придет. Да. И за столом посидят нормально, и в постели он… ничего. Такой же скучноватый, как и во всем остальном, но принцев разобрали вместе с конями еще на дальних подъездах к Лесному. Осталось то, что осталось.
Она сменила носки, переоделась в домашнее, лениво бросая то кофту, то ненавистную серую юбку – когда она уже ее сменит, сил нет! – на кровать. После уберет, после. Пушистый свитер с озорной собачьей мордой сверху, трико на ноги. И любимые растоптанные тапочки. Так оно лучше.
Включила плиту, на пару секунд завороженно глядя на синий цветок газа, вытащила и бросила в мойку картошку. Помыть, почистить, нарезать… Или пюре?
– Шумные и веселые гуляния в этот день проходили по всему городу! – излишне бодро сообщил включенный на ходу телевизор. Татьяна не терпела тишины дома, она и так давила ее повсюду, даже в школе, во что сложно поверить. Хотя и лишний шум ни к чему: убрала звук почти до нуля. Теперь на экране старенького пузатого «Самсунга» почти беззвучно кривлялась дикторша на фоне яркой столичной толпы.
– Сучка, – беззлобно бросила ей Таня. – Силиконовая сучка. С ботоксом.
На самом деле она даже не завидовала: ни дикторше, ни более молодым и куда более стройным коллегам на работе, ни Свете, Мишкиной матери, удивительно красивой для родившей двоих детей. Все так как есть, могло быть и хуже. Зато вот квартира от родителей осталась двухкомнатная, по местным меркам – просторная. И в школе все в порядке. Пусть этим современным детям ее русский и литература даром не сдались, она-то предмет любит и старается им преподнести. Старается.
Все-таки, пюре. Быстрее, резать ничего не надо, только молоко есть ли? Сунулась в холодильник: ага! Выдохнула радостно прямо в морозное нутро, вытащила пластиковую бутылку и поставила на стол.
В дверь постучали, когда курица уже вовсю пахла из духовки, а завернутая для тепла кастрюля с пюре ждала своего часа на полу. В грибы чеснока покрошить, не забыть, Аркадий его любит, готов головками жрать. Потом целоваться противно с ним, но тут уж…
А стучат, потому что звонок сломался года два назад. Электрика вызывать – это платить надо, а лишних денег нет. Лучше на сапоги накопить не из мертвой чебурашки или еще на что нужное. Кому надо – постучат.
Она машинально поправила прическу у мутного зеркала в узкой кишке прихожей. Старомодное каре делало ее круглое лицо еще массивнее, еще некрасивее, зато добавляло – как ей казалось – возраста и авторитета перед учениками. Не всем же… в телевизоре.