«Человек-картошка наносит последний удар», — промелькнуло у меня в голове перед тем, как произошло ужасное. Один из агентов достал пистолет и выстрелил. Папа сделал несколько шагов ко мне, протягивая руку, а потом упал и замер на палубе.
Глава 1,
в которой появляется Хранитель
Одним апрельским вечером, в час, когда на улице уже было сумрачно, но фонари еще не зажгли, по Каменноостровскому проспекту в Санкт-Петербурге шел человек. Он опирался на трость, потому что прихрамывал на правую ногу, и ковылял медленно, то и дело поднимая голову, сверяясь с номерами на домах. Издалека могло показаться, что это старик, но, присмотревшись, вы бы заметили его живые глаза и энергичные жесты. А приглядевшись еще внимательнее, можно было сделать вывод, что на самом деле ему лет шестьдесят или немного больше. Седина слегка тронула его виски, а жесткие черные волосы лежали неподвижно, несмотря на гулявший по проспекту ветер.
Ветер нес песочную пыль, она досталась городу в наследство от зимы, от долгой снежной зимы с морозами за тридцать и обильным снегом, который коммунальные службы щедро посыпали песком. И вот снег растаял, а песок остался. Ветер поднимал его, кружил в арках, осыпал им людей и машины. Старик то и дело останавливался, чтобы вытереть набегавшие из-за песка слезы или сплюнуть скрипевшую на зубах пыль. Он негромко бормотал под нос что-то о песке и безобразии, и еще, кажется, о том, что власти совершенно испортили город. Впрочем, было понятно, чем он на самом деле недоволен. Идти ему с каждым шагом, видимо, становилось все труднее: он морщился и когда ступал на здоровую ногу, и когда опирался на трость. Казалось, что в его теле все отзывается болью на неторопливую ходьбу.
Мужчина повернул на Большой проспект, а с него — на Ординарную улицу. Потом остановился, достал носовой платок, да-да, не одноразовую салфетку, а самый настоящий носовой платок — хлопковый, синий с коричневой каемкой, потрепанный и не слишком чистый. Он тщательно протер им глаза, потом высморкался и спрятал платок в карман.
Он стоял на тихой улочке, совершенно типичной для центра Петербурга. По обе стороны — четырех- и пятиэтажные дома стеной. Сначала они кажутся единым целым, но скоро замечаешь, что все они неодинаковой высоты, разного цвета. Некоторые из домов украшала лепнина, но большинство были ею обделены. В домах поскромнее двери жались к аркам, словно не хотели быть замеченными: некрасивые, крашенные коричневой краской для пола, с наляпанными поверх объявлениями: «Требуется горничная», «Продам дачу на заливе», «Компьютерная помощь. Владислав». В других домах — двустворчатые двери, самые настоящие парадные, распахивали объятия навстречу гостю. Сквозь стекло виднелись широкие лестницы и лепнина на стенах и потолке. На парадных не висели объявления — то ли их отсюда сразу убирали, то ли расклейщики не решались портить красоту. Здесь, вдалеке от сутолоки Каменноостровского проспекта, была видна и слышна жизнь этих домов.
Мужчина снова захромал вдоль Ординарной улицы, слушая разговоры из офисов на первом этаже, звон кастрюль и шум телевизоров из квартир. Он на мину ту остановился у салона красоты. За витринным стеклом, протянув руку маникюрше, сидела молодая женщина, похожая на его дочь. Женщина и мастер увлеченно болтали и смеялись, не замечая, как их разглядывают с улицы. Старик оторвался от окна и пошел дальше. Впереди между домами показался просвет — огороженная детская площадка, над которой нависали три тополя. Узловатые ветви деревьев сплетались друг с другом и надежно укрывали площадку. Наверное, летом эта зеленая крыша отлично защищает от дождя, подумал старик.
В ту же секунду дверь в здании за тополями распахнулась, и оттуда вылетели дети. С криком и визгом они ворвались на площадку и заняли ее всю: песочницу, горку, машинки-качалки, автобус в форме медведя. От мельтешения разноцветных курток казалось, что детей никак не меньше пятидесяти, хотя их было пятнадцать. Следом за ними вышла воспитательница. В двух сумках она принесла скакалки, ведерки, формочки для песка, машинки и другие игрушки, порядком потертые, годные только для игры на улице.
Старик смотрел на детей, тяжело опираясь на трость, но голос воспитательницы вывел его из задумчивости:
— Дети! Дети, давайте играть в догонялки!
— Да! Да! Давайте! — дружно закричали дети и бросились к воспитательнице, и она стала проговаривать считалку, легонько ударяя каждого по шапке.
«Ах да. Дети. Дети», — вспомнил старик и пошел прямо. Он кинул взгляд на номер дома на углу. Но это был не тот, что нужно.