Борька тут не был оригинален, его отец каждый сезон загребал у отдыхающих квартирантов деньги будто лопатой, приговаривая: «Они у них дурные, денежки-то. Цельный год копют, девать некуда!»
Весело гремя в кармане мелочью, Борис важно сказал приятелям, удаляясь от кинотеатра:
— Четыре восемьдесят, как одна копеечка!
— Делить будем? — засиял Хихикало. Молчун широко улыбнулся. — А наемники?! — прищурился Борис. — Забыли?!
— Наемники... — разочарованно протянул Хихикало. Молчун вздохнул.
В приморском скверике сидели и изнывали от скуки два косматых парня в джинсах с кожаными заплатами в виде сердец и треугольников.
Борис нерешительно подошел к ним.
— Ну, чего? — спросил один из парней.
— Тут одному врезать надо, чтобы на всю жизнь запомнил.
— Отзынь! — буркнул парень, что на их «морском» языке означало «отстань».
— Мы вам за это... — Борис полез в карман. Парень скосил глаза на деньги. И сгреб их...
— Пошли,— заторопился Борис. И, подмигнув своим, прошептал:— Я им не все отдал.
Второй парень одобрительно похлопал своего дружка по плечу и, ухмыльнувшись, тоже сказал:
— Пошли.
— Ну, сейчас они Мишке треснут! — захихикал Славка.
— Да не туда, — бросился за уходившими парнями Борис. — А вон туда!
— Отчаливай! — вдруг рявкнули те. — Чего привязался? Компания поспешно отступила.
— Я же вам деньги дал... — заныл Борис. — Верните... или пойдем...
— Ну? — гаркнули парни. — Сейчас как треснем! Они сделали шаг в их сторону, и компания отбежала.
— Деньги верните! — плаксиво закричал издали Борис.
Парни молча показали каждый по огромному кулаку и спокойно зашагали прочь. Компания просеменила за ними, но тут парней внезапно остановил милиционер в белой накрахмаленной фуражке:
— Все шляетесь, бездельники! Смотреть на вас стыдно, город позорите!
Парни опасливо оглянулись на ребят:
— Скоро на работу оформимся, товарищ старшина! Не верите, в ЖЭКе справьтесь!
— Может, скажем милиционеру: деньги у нас отняли! Он нам с ходу поверит! — зашептал Борису Хихикало.
— ...А если кто на нас наговорит, — парни снова оглянулись на компанию и со значением произнесли, — то мы с ними сами поговорим! Век жизни не увидят!
— Айда отсюда, — в сердцах сказал Борис. — Плакали наши денежки.
— Лучше пусть денежки плачут, нежели мы, — мудро заметил Хихикало. — А то потом век жизни не видать!
И компания поплелась в другую сторону.
— Все им отдал? — спросил Хихикало. Борис пересчитал оставшуюся мелочь:
— Пятьдесят... семьдесят... Рубль и одна копейка.
— То ж на то, — простонал Хихикало. — Сколько и было. Четыре восемьдесят, как одна копеечка, — передразнил он Бориса. — Стоило за копейку стараться?!
— Не забуду, — вновь мрачно процедил Борис.
— Парней? — сказал Хихикало.
— Мишку.
Хихикало невесело рассмеялся каким-то козлиным смешком. А Молчун кивнул.
Пионерский патруль
— Слышь, Мишк,— горячо говорил Женька, — мы как проучили Борьку, мне даже купаться идти неохота. Иди, куда хочешь, никто не тронет, а расхотелось. А тебе? — он помолчал, наблюдая, как Мишка разгибает ржавые гвозди клещами и плоскогубцами. — Пошли окунемся?
— Окунемся, — разъярился Михаил, бросив выпрямленный гвоздь в кучу других на дне шлюпки. — А кто в плавание за тебя готовиться будет? Тут, знаешь, какую выносливость надо!
— А я про что — не хочу купаться! — перестроился Женька.
— У вас теплые вещи есть? — загадочно произнес Михаил.
— Есть. А зачем?
— Спортивное испытание на солнце, — многозначительно сказал Михаил. — Ну, на выносливость. Надо к трудностям привыкать!
— Привыкнем, — заявил Женька. — Бежим быстрей, пока тетя Клава с базара не вернулась. У нас в шкафу всего полно: два моих пальто зимних, одно на вырост, шапки, кашне! Ты думаешь, если у нас юг, то не холодно?! Бывает зимою так холодно, что зубы стучат: тук-тук-тук! — постучал зубами Женька для пущей видимости.
— Только тихо, — предупредил Михаил.
Пока они «добывали» теплую одежду, Борис с приятелями тоже не дремал. Неожиданно встретив на улице трех мальчиков и девочку, на руках у которых были красные повязки «Пионерский патруль», Борис поспешно подошел к ним.
— Ребята, — деловито начал он, — тут одного курортника наказать треба.
— Иди, иди, — сказали ему. — Не хулигань.
— Нам нельзя, — ответил Борис. — Нам сейчас на пароход, в Азов. А подвалить ему треба обязательно, чтоб на всю жизнь запомнил, как маленьких обижать!
— Маленьких? — разом обернулся патруль.
— Ага, — подтвердил Хихикало, поняв план Бориса. — Дошкольников. — И показал на Молчуна.
Молчун кивнул.
— Это он так здоровый вырос, — продолжил Хихикало, — а сам дошкольник, — и покрутил пальцем у виска Витьки. — Глухонемой. А с ним еще двое были, вот настолько меньше. — И показал, насколько. Выходило, что остальные двое были Молчуну по пояс.
Молчун кивнул.
— Идут они вчера, — подхватил Борис. — И никого не трогают. Песню поют, жизнерадостные, а слова ему, глухонемому, на бумажке пишут, чтоб он не скучал.
— Правда? — пионерский патруль жалостно посмотрел на Молчуна. Молчун кивнул.
— Идемте, идемте, — с обидой правдоискателя сказал Борис.— Я вам покажу, где он прячется!
Патруль двинулся за компанией Бориса.. Борис шел и рассказывал:
— Фамилия — Енохин. Имя — Михаил. Отчество — неизвестное. По национальности — русский, но хуже американца! Идет наш Витюня,— Борис ткнул Молчуна в живот, и тот изобразил на лице глупую улыбку,— с двумя малышами купаться. С мылом!—подчеркнул Борис.— Баня у нас в микрорайоне закрытая. А навстречу ему — этот самый Мишка! Вы не смотрите, что Мишка с виду маленький! Он на днях трем пенсионерам так шнурки связал, что они неделю развязаться не могли! Притворился овечкой, сел у «конечной» с аэропорта, разложил щетки, баночки с ваксой... «Кому хочешь, — кричит, — почистю, деньги нужны! Подходи по одному или по трое!» А они, пенсионеры, и подошли доверчиво. Мало того, что он с них деньги большущие взял — четыре восемьдесят!—он еще их и по ногам связал! Для смеху,— ужаснулся Борис. — Старость ему не в радость!
— Это что! — вторил ему Хихикало. — Они, значит, идут, — и тоже ткнул Молчуна пальцем в живот,—он и двое совсем маленьких, а Мишка им навстречу! «А ну, прочь с дороги!» — рявкнул он. А там позади них железные ворота...
Патруль и компания как раз вошли в тот самый переулок, где Михаил недавно испробовал свой «нитроглицерин».
— ...Вон там! — воскликнул Борис, перебивая Хихикало.—Убежали маленькие ребята, — он снова указал на сопевшего Молчуна, — за ворота, а Мишка этот, так называемый гость нашего города, словно американский ковбой, вынимает из заднего кармана плоскую фляжку. Очень темную, — понизил голос Борис. — А на фляжке... череп и две кости нарисованы, ниже написано: «Маде ин ЮСА».
— Что? — ахнул патруль.
— Сделано в Америке,—снисходительно сказал Борис. — У капиталистов! Малыши задрожали, а он как шваркнет флягой о ворота! Взрыв!!! А малыши, — тут Борис «всплакнул» и смахнул с ресниц воображаемые слезы, — чумазые и оборванные, повисли вот на этих деревьях и заревели.
— А Мишка? — оторопел патруль.
— Мишка? Ему что! Он захохотал, уперев руки в бока!—заявил Борис. — Да вот они... ворота!
Патруль ошеломленно уставился на ржавые половинки ворот, валяющиеся на земле.
— Молоко-о-о! — закричала около них молочница.
— Тетя, скажите, пожалуйста,— вежливо обратился к ней Борис.— Тут недавно взрыв был, вы слышали?
— Еще какой! — всплеснула она руками. — Говорят, тут немецкая бомба под землей лежала! Слухи ходят!
— Слыхали? — шепотом сказал Борис патрулю. — Бомба... Слухи. У нас на глазах он это... самое... Мишкой его зовут!
— Где он сейчас? — строго спросила девочка с косичками.