Они увидели майора Гулу. Ярда невнятно его приветствовал, неохотно убрав свою руку с руки Власты Гула уселся рядом с ними.
— Привез протоколы на подпись. Вы, кстати, нам еще потребуетесь для очной ставки, так как те двое от всего отказываются. Да ничего, это дело временное. Прочитайте, пожалуйста, вот эту грамоту и распишитесь.
Ярда никогда бы не подумал, что в милицейской службе требуется столько бумаг. Протокол был составлен на трех страницах в трех экземплярах и содержал его собственные показания о том, как они вместе с Гадеком задержали двух преступников. Он читал внимательно и должен был признать, что протокол точно отражал события. Тем не менее он спросил:
— А откуда вы все это взяли? Я ведь вам так подробно не рассказывал.
— Это взято из вашего рапорта и из показаний четаржа Гадека.
— Десатника Гадека. Остальное соответствует фактам.
— Со вчерашнего дня Гадек стал четаржем, — возразил Гула. Он подал Ярде ручку, и тот сделал двенадцать подписей. На первых двух страницах нужно было дописать, что он прочитал текст и согласен с ним. Инструкция требует, чтобы каждая страница показаний была заверена.
— Спасибо. — Гула взял протокол. — Теперь вам не придется ехать, а главное — я смогу передать дело в производство. Скорее всего, вас вызовут в уголовную милицию Брно, могут пригласить и органы безопасности. Перебежчики — это их прерогатива.
— Со мною уже беседовал капитан Гавран.
— Я его не знаю, но слышал о нем от капитана Маришки. Тот сказал, что Гавран ведет дело мертвого патера. Ваш командир еще не приезжал?
— Сегодня нет, — ответила Власта.
— Поеду ему навстречу, надо поторопиться. До свидания!
Майор удалился. Ярда с Властой крикнули ему вслед прощальные слова и вновь остались вдвоем.
— Значит, герундий… — И Ярда приступил к роли репетитора. Власта внимательно слушала. — Прошедшее время — это… — продолжал Ярда.
— …когда действие началось в прошлом и переходит в настоящее, — заключила ученица.
— Правильно! — похвалил он менторским тоном. — Скажем, такое предложение: «Я влюбился в девушку по имени Власта».
Она вытаращила на него глаза:
— Это надо переводить?
— Да нет, просто ты должна это учесть, — сказал Ярда, обнимая ее здоровой левой рукой.
— Такого учителя я могу и полюбить, — прошептала Власта и закрыла глаза.
Такой «грамматикой» они продолжали заниматься до самого вечера.
Солнце было в зените, когда назойливый звук циркулярной пилы внезапно замолк.
— Обед, — уверенно произнесла Власта. И она была права.
Тут же разнесся звон колоколов костела. Ярда взял у нее курс лекций.
— Нам осталось отработать еще одно упражнение. Тебе уже не хочется?
— Голова не соображает. Лучше пойдем обедать.
Ярда не стал ее отговаривать. Ведь они уже отработали целый раздел, что было совсем неплохо. Сзади себя они услышали рычание собаки, которая бегала с распухшим языком. Они встали и направились к кухне, откуда доносились приятные запахи.
За столом они увидели дедушку Хохолача, который помешивал ложкой горячий гуляш и бросал в тарелку кусочки хлеба.
— А вы знаете, пани, что перцы к нам завезли, собственно говоря, румынские словаки. Когда-то мы ничего подобного не знали. На третий год после войны мы были у них в Новом Пршеворове, это в пяти-шести километрах отсюда. Им тогда потребовались загонщики в охоте на зайцев и фазанов. После выселения немцев все они поселились в одной деревне. Принимала нас пожилая крестьянка. Она дала каждому по краюшке хлеба с заячьим паштетом, по четвертинке вина, а на тарелке подала вот такие перчики. Я решил их попробовать первым, укусил, но ни проглотить, ни выплюнуть не смог. Во рту так защипало, что брызнули слезы. Ребята, помню, спрашивают: доброе ли кушанье? А я мотаю головой, мол, конечно. Через пару минут все мы дружно плакали и чихали, но семена все же взяли. И видите, теперь даже трудно представить гуляш без этих ужасно жгучих штуковин.
Можно было только удивляться тому, с какой проворностью Хохолач управился со своей порцией: ведь ел он всего тремя зубами — один скромно торчал сверху на правой стороне, а два других снизу. Дома у пего был новый протез, но носить его он отказывался, говоря, что протез пригодится в гробу, там он не будет ему мешать.
Хохолач доел, вытер губы рукой и встал.
— Пойду, пани, пропущу свежего пивка. За пилой заедем вечером на тракторе. Сам-то я с ней, окаянной, уже не справлюсь, а ваш молодой с такой рукой мне не помощник.
Смотри-ка, он уже считает Ярду членом семьи. Пани Урбанкова прервала его: