Алхимики варили свои смеси под аккомпанемент заклинаний — и из алхимии возникла химия.
Колдуны рисовали пентаграммы, а математики составляли уравнения. И те и другие пользовались своим жаргоном.
Магия или наука?
Науку Марк понимал, использовал и уважал. Магию он всегда высмеивал как сущий вздор и чепуху.
Но не все были учеными. Ребенок может играть с проволокой, электронными лампами, но так и не создать радиоприемник. Человек может смешивать химикалии, но так и не найти нужную комбинацию, не получить искомый результат. Они будут работать с правильными инструментами, но без достаточных знаний.
И ребенок может убить себя электрическим током, и человека может разорвать на части. Но отсюда не следует, что электроника и химия достойны осмеяния.
Или из-за отсутствия конкретных результатов.
Марк ступал по твердому бетону, но сейчас ему нужна была эта твердость. Она говорила о реальности, о вещах, которые он знал и понимал.
Не как тот холод, который пронизывал его до мозга костей.
И не то нечто, что таилось за его спиной. Могла ли магия быть тому причиной?
Или наука?
Он остановился и посмотрел вверх на дом, где жила Сандра, девушка, которую он любил до безумия и которая признавалась в любви к нему, но сейчас, возможно, любящая Лафаржа. Сандра, верящая в магию и, в какой-то степени, ответственная за холод и страх.
Наружная дверь была открыта, ночной привратник спал. Марк проскользнул мимо него и поднялся по лестнице. Бесшумно ступая по толстому ковру, он прошел, никого не потревожив, вдоль по коридору и остановился перед дверью ее квартиры. Дверь была заперта, что, впрочем, его не удивило. Он вынул из кармана связку ключей, нашел нужный и вставил его в замочную скважину. Она когда-то сама дала ему ключ, и он забыл его вернуть. Дверь тихо открылась вовнутрь.
В темной прихожей воздух был пропитан фимиамом. Он осторожно открыл дверь ее спальни и увидел пустую постель. Слабый свет горел на ночном столике. Он перевел глаза опять на постель. Она была застелена, подушка не помята. Ночная рубашка лежала на стеганом покрывале.
Он нашел ее в комнате, которую она называла студией, где он ни разу не был. Пестрые гобелены украшали стены, пародия на алтарь стояла напротив каминного экрана, меловыми знаками был изрисован весь пол. Дым от курений затруднял дыхание, единственным освещением служило неровное пламя свечей.
В этом судорожном свете Сандра была похожа на труп.
Но она была жива. Она лежала, распростершись на полу, и либо спала, либо потеряла сознание. Тяжелые занавеси закрывали окна, и Марк раздвинул их, впуская слабый свет сумерек. Рывком он открыл оконные рамы. Пламя свечей заколыхалось под порывом холодного утреннего воздуха, потоки которого закружили по комнате, очищая ее от тошнотворных воскурений.
Марк нагнулся над девушкой. Под ночной рубашкой у нее ничего не было, и шелк подчеркивал ровные и плавные очертания ее тела. Волосы лежали в беспорядке, черные густые пряди блестели на фоне ее бледного лица. Глаза были закрыты, и ресницы выглядели как черные бабочки на лице. Красота ее была столь совершенной, что казалась невозможной.
Он поднял руку и шлепнул ее по щеке.
— Сандра!
Она пошевелилась, слегка хныкая от боли. Он шлепнул ее еще раз, оставляя красные отметины от удара на ее белой щеке.
— Сандра! Проснись!
— Марк! — Она посмотрела на него с испугом, одной рукой касаясь своей щеки. — Что случилось?
— Вставай, — сказал он хрипло. — И одевайся.
— Но…
— Делай, как я сказал.
Нетерпеливо он поднял ее и толкнул к двери. Оставшись один, он осмотрел комнату, чувствуя отвращение и жалость от того, что эта комната говорила.
Сандра была ведьмой.
Может быть, не из самых опытных и умелых практиков избранного ремесла, но она стремилась совершенствовать свое мастерство и, спрятавшись ото всех, выполняла предписанные обряды и ритуалы. В этой комнате она унижала себя, дышала воздухом, насыщенным наркотиками, до тех пор, пока эмоциональная истерия в сочетании с ядовитой атмосферой не приводили ее в полубессознательное состояние, в котором она видела сны и мучилась кошмарами.