Тот упрямо покачал головой.
— Так и будет, — решительно сказал тогда Михаил Иванович. — Собак не тронем.
Матвей Сергеевич пожал плечами.
Ваня, словно не доверяя товарищу, стал просить у него нож.
— Зачем тебе? — рассердился Матвей Сергеевич. — Что я, дисциплины не знаю?
— Нет, — смутился Ваня. — Я просто так. Ну, дайте нож. Я лед буду сковыривать с проводов.
— Возьми, — с усмешкой сказал Матвей Сергеевич.
Ваня, чтобы оправдать свою просьбу, стал копаться омертвевшими пальцами в рации, скалывая ножом лед с проводов.
Внезапно бросив работу, он посмотрел на Матвея Сергеевича:
— Матвей Сергеевич… а лед… лед проводит электричество?
— Нет, — сердито отозвался механик.
— Вот и я тоже об этом подумал, — обрадованно сказал Ваня. Его глаза оживились. — Вот конденсаторы… Они подмочены и потеряли свои изоляционные свойства. А если их взять и просушить… Нет, не просушить, а как следует проморозить? Ведь это все равно, что просушить? А?
— Должно быть, так, — неуверенно сказал Матвей Сергеевич.
— Так что ж ты, братец, медлишь! — закричал обрадованный Михаил Иванович. — Давай пробуй, пробуй…
— Сейчас, — радостно отозвался Ваня.
— Давай сюда свою рацию. Становись на ветер, промораживай ее как следует!
В обледенелой одежде, стоя на пронизывающем ветру, старались люди проморозить и без того обледеневшую станцию.
Потом Ваня дрожащими руками попробовал настроиться.
В наушниках запищало.
Ваня обнимался с Матвеем Сергеевичем, забыв о недавней ссоре. Михаил Иванович торопил Ваню, требуя передать радиограмму.
И в бухте Рубиновой наконец получили эту радиограмму.
"Находимся в двадцати километрах от острова Ледникового. Связь была утеряна из-за подмокшей рации. Нарты провалились под лед. Стремимся выполнить задание…"
Радиограмма эта была получена на третьи сутки после потери связи. Арктика вздохнула облегченно. Не было ни одного полярника, который с тревогой не следил бы за эфиром, не спрашивал бы товарища за тысячи километров, что слышно о «них».
Никто не знал, чего стоило трем полярникам "выполнить задание".
Они уже не шли, а брели, шатаясь, падая и поднимаясь вновь. Из постромок они сделали веревку, и каждый обвязался ею вокруг пояса. Глаза плохо видели. В ушах стоял шум, как будто море вырвалось из-под льдов и билось о скалы.
Собаки бежали за людьми, но не приближались к ним близко. Верно, Гекса не позволяла.
И люди все-таки дошли.
"Поднимаемся на ледник острова Ледникового", — радировали они.
Люди не поднимались на ледник, а заползали на него, лежа на животах, связанные друг с другом постромками. Они ползли, стиснув зубы, зажмурив глаза от напряжения, кусая губы, в кровь раздирая о шершавый наст обмороженные щеки.
И все-таки добрались до вершины!
Надо было идти дальше. Теперь уже было недалеко.
Три шатающиеся фигуры пошли. Собаки в отдалении бежали за ними. Шерсть на их провалившихся боках торчала во все стороны.
Михаил Иванович по-прежнему шел первым, натягивая веревку. В руках он держал палку и не то опирался на нее, не то щупал дорогу, словно был слеп. И вдруг он… исчез…
Ваня дернулся вперед, упал. Матвей Сергеевич с размаху сел и, расставив свои длинные ноги, уперся ими в снег. Рацию, которая была у него в руках, он бросил и ухватился за нее, как за якорь.
Гекса метнулась вперед и стала лаять на провал в снегу.
— Держись, командир! — крикнул Матвей Сергеевич.
Ваня опомнился. Вместе с Матвеем Сергеевичем они стали тащить постромки. Из снега показалось обросшее, обмороженное лицо Михаила Ивановича. Он судорожно хватался руками за снег. Товарищи помогали ему.
— Трещина, ребятки, трещина… — еле проговорил он.
Ваня бросил снежок в провал. Где-то в глубине булькнуло.
Матвей Сергеевич покачал головой.
Трещину предстояло обойти, сделать крюк километра в полтора.
Еще полтора километра?
У людей не было сил. Этот обход стоил им больше, чем последние двадцать километров. Они уже не могли подняться на ноги, они двигались на четвереньках, заползая на этот последний бугор.
А Михаил Иванович говорил своим бодрым тенорком:
— Последний ведь пригорочек, ребятки, последний… Вот сейчас поднимемся и увидим домики полярной станции. И склад там есть, — переходил он почему-то на шепот. — А в складу том: жирные окороки, ребятки, колбасы копченые… консервы, сардинки, шпроты, маслом залитые… Или мясные консервы… Примус есть там, огонь разожгем и такой суп сварим, жирный, горячий… губы обжигать будем…