— Отламываются в воду плиты ледника, — сказал мне Нетаев.
С нашего возвышения был хорошо виден весь ледник: издали он казался ребристым, как батарея парового отопления. Он весь состоял из вертикальных, неровных, смерзшихся между собой плит разной окраски. Пестрая ледяная река сползала с горы.
Подойдя ближе, мы увидели свисавший над морем конец ледника.
Раздался гулкий удар.
— Ледник «отелился», — сказал Нетаев.
Одна из вертикальных плит отломилась и упала в воду. На мгновение вновь рожденный ледяной «теленок», как говорят полярники, нырнул и снова появился на поверхности.
Некоторые цветные льдины прибило к берегу. Мы с Нетаевым с любопытством рассматривали их. Они состояли из прозрачного, как воздух, льда и вблизи не имели такого цвета, как издали. Но в самом льду можно было рассмотреть множество крупинок, по-видимому, разноцветного песка. Они-то и придавали ледяным глыбам неожиданную окраску.
— Чудеса, — качал головой Нетаев. — Похоже, что ледник, там, вверху… вроде как из разных ледяных струй сливается.
— И каждая струя своего цвета?
— Может быть, каждый ледяной ручеек по разноцветным глинам проползает, вот крупинки-то и попадают в лед. Смотрите, — и Нетаев показал мне на льдину, которую мы только что рассматривали.
А я смотрел на Нетаева. Его голубые глаза были радостно расширены, лицо улыбалось.
— Я для того и моряком стал, — неожиданно сказал он, — чтобы чудеса эти видеть. Люблю море. Но еще больше люблю берега. Чего только не увидишь на них! Вот и вы за эту навигацию насмотрелись… А я всю жизнь плавать буду. И не просто берега буду видеть, а увижу, как они станут меняться. Скажем, здесь курортную гостиницу выстроят. Наверняка буду водить сюда пассажирские пароходы с туристами со всего Советского Союза! А на той стороне бухты, может быть, завод какой-нибудь или рудник построят.
Вместе с Нетаевым мы шли обратно к причалу, где катер уже ждал нас. Я приглядывался к своему спутнику. Прежде мне казалось, что моряки обязательно любят штормы, ветры, море… Но вот, оказывается, они могут еще любить берега.
— Или еще Камчатка! Удивительная страна, — продолжал Нетаев. — Там я видел, как зимой среди снега… трава растет. Около горячих ключей! Или взять хотя бы уссурийское побережье. Ну, знаете… Я и в Индии бывал, когда «Сухуми» из Архангельска во Владивосток перегоняли… Представьте, в Уссурийском крае и индийские деревья и наши сосны рядом растут. Даже растения наши — и те дружат. А какие там сейчас города! Вы в Комсомольске не бывали? А возьмите Сахалин! Ох, и богатство! А Владивостокскую бухту знаете? Город весь амфитеатром… и отражается в бухте Золотой Рог!
Я никогда не слышал, чтобы Нетаев, всегда скромный и молчаливый, так увлеченно говорил.
Когда корабль выходил из бухты Гавань, я смотрел на пустынные берега, и мое воображение рисовало красивые многоэтажные отели, а напротив заводские трубы и причалы с портовыми кранами. Будет все это! Непременно будет!
Горы Холодной Земли удалялись и скоро слились с волнистым горизонтом.
"Георгий Седов", покрыв за одну навигацию свыше полутора десятков тысяч километров, побывав в ряде труднодоступных районов, возвращался в Архангельск.
Моряки вспоминали о доме, о женах и детях. В каютах перебирали чемоданы.
Осенние бури в Баренцовом море — страшные бури.
Корабль давно качало. Полярные моряки, как я уже знал, в таких случаях пользуются близостью льдов. В них можно спрятаться от сильной качки. В Баренцовом море льдов не бывает, и укрыться там негде.
Наш корабль сразу, казалось, уменьшился в объеме. Волны поднимались выше капитанского мостика.
Начинался шторм. Дул холодный ветер. Температура резко упала.
Я провел беспокойную ночь. В каютах койки обычно располагают перпендикулярно борту. Тогда боковая качка не сбрасывает с койки. Но я жил в салоне капитана и спал на диване, который не был на это рассчитан. При каждом крене мой диван наклонялся, и я едва удерживался на нем. Приставить стул нечего было и думать. Стулья вместе с чемоданом гуляли по каюте, как хотели. Я устал воевать с ними и махнул на них рукой.
Капитан в мокром брезентовом макинтоше заглянул ко мне и научил, как надо спать в шторм. Лежать можно только на животе, расставив локти и ноги. Я попробовал лечь так, как посоветовал капитан, и почувствовал себя устойчивее.
На стене качался маятник. В необычайном для маятников размахе он медленно отклонялся то в одну сторону, то переходил через вертикальную черту и, почти поднимаясь по стене, откачивался в другую. Он словно принадлежал каким-то необычайно тихоходным часам. Это был прибор, указывающий крен корабля.