- Леныч, динамь своих кур, давай сегодня вместе пообедаем. Я такое узнала – ты офигеешь, - трещала подружка мне в трубку, - Буду ждать в столовке, ага?
Она уточняла приличия ради, полагая, что я просто обязана узнать последние сплетни. Вода у Милы в известном месте не держалась. Нагрев где-то уши, она всегда стремилась разболтать новости как можно большему числу народа. А иначе ее порвет от переизбытка. Даже меня ради такого дела решила помиловать досрочно. Но я отказалась от амнистии.
- Нет, Мил. Сегодня я без обеда. Дома поговорим, ладно?
- Ой, как это без обеда?
- Самойлов загрузил выше головы. Документы готовлю, - отрапортовала я, хотя не была обязана ей докладывать.
- Да брось эти документы, - смело присоветовала мне подружка, - Не имеет он права лишать тебя обеда. Хочешь, в профком накапаю?
- Нет-нет. Он и не лишал, - призналась я, - Но дело срочное, не терпит отлагательств.
- Пфффф, - раздраженно фыркнула Милка, - ну ладно. До вечера тогда.
И повесила трубку.
Почему-то это звонок привел в тонус. Мила изрядно меня взбесила. Сама не знаю почему. Вроде обычное дело, но я завелась и разозлилась. Все мои растрепанные чувства по части Влада отошли на второй план. Реветь расхотелось категорически, как и жалеть себя несчастную. В пору было рвать и метать. Попадись мне сейчас под руку Самойлов, узнал бы о себе намного больше, чем я осмелилась ему сказать в кабинете. Видимо эпоху отрицания невозможности счастья с Владом вчера сменил момент отчаяния, а сегодня я быстренько перестроилась на гнев.
Именно в таком приподнято-боевом настроении я шагнула в лифт и нажала кнопку последнего этажа, где заседало все самое большое и важное начальство. Если вчера я чуть не умерла от стыда, когда Ерохин поднял разрисованный журнал, да и сегодня после приказа Влада хорошенько перетрусила из-за перспектив такой скорой встречи с большим боссом, то сейчас мне было плевать. Абсолютно. Расскажет Владу? Ну и ладно. Уже рассказал? Все равно. Что мне с того? Уволят? Пфффф, нет такой статьи в трудовом кодексе.
Доехав до верхнего этажа, я вообще убедила себя в мысли, что Ерохин должен передо мной извиниться за насмешки и улыбочки. То, что он несколько раз просил прощения, когда мы друг на друга налетели, я предпочла забыть. Он просто наглец, как и Влад. Не зря они дружат. Два сапога пара.
Короче, в приемную я вошла, вибрируя негодованием и с желанием кого-нибудь порвать на мелкие кусочки. Катерина Павловна едва ли на меня взглянула, проговорив быстро:
- А, Ланская. Иди-иди. Даниил Ильич ждет.
- Угу, - буркнула я не очень вежливо и прошла в кабинет.
Даже не постучала, хотя стоило. Но ведь меня ждали.
Ерохина за столом не было, но нашла я его очень быстро. Он опять налетел на меня. Вернее, почти налетел, едва успев отпрыгнуть, а иначе, наверное, сбил бы с ног. Я открыла рот, по ходу решая, то ли сразу проехаться по его привычке не смотреть по сторонам, то ли поздороваться. Но он жестом оборвал мой порыв, показав, что разговаривает по телефону, улыбнулся тепло и приветливо, прижал палец ко рту, чуть склонил голову, прося тишины и подождать минуту.
Что мне оставалось? Кивнула и осталась стоять посреди кабинета, как памятник всем недотепам. Ерохин так и мерил шагами кабинет, продолжая разговор. Вернее, ему что-то рассказывали, а он слушал, почти не отвечая. Лишь иногда вставлял: «Ммм, угу. Это понятно». У меня начала кружиться голова от его мельтешения, и я стала всерьез опасаться, как бы не замутило до тошноты. Пришлось даже уставиться на ковролин под ногами, чтобы не глазеть на босса.
Пользуясь нечаянной паузой, я попыталась успокоить нервы и уговорить себя не делать глупости. Со мной редко, но случались приступы агрессии. Сама по себе я человек тихий, мирный, терпеливый. Можно сказать, как Женя Лукашин, на котором ездят все, кому не лень. Хотя бы та же Милка – в прямом смысле же ездит. Но иногда чаша терпения переполнялась, и тогда я с трудом себя контролировала. Нет, я не била посуду, не орала, не обвиняла мир в глобальной несправедливости. Просто начинала говорить людям то, что думала. Без купюр. Без прикрас. Без лишней скромности. Просто рубила правду матку, иногда сдабривая ее доброй долей ядовитого сарказма. И то, как я накрутила себя после разговора с Владом и звонка Милы, было очень похоже на прорвавшийся нарыв.
Умом я еще понимала, что не стоит грубить начальству, и он в принципе ничего криминального себе не позволял, но процесс был запущен. Отменить бурление экскрементов в собственном организме я не могла. Старалась хотя бы сдерживаться.