Все снова засмеялись и ничего не сказали, и только неугомонный Пеляугын не стерпел и произнес:
— У нас нет шамана, однако.
— Тогда я буду шаманом. — Сатанау поднялся на ноги и обвел всех гордым взглядом. — Кто из вас был в стране за морем? Я! Хо! Вы увидели птицу, которая летает, и думаете, что все уже видели? Хо! Я видел более удивительное.
— Расскажи, однако, — попросил Тыгренкау, и все дружелюбно закивали головами.
— Э, э, расскажи…
— Я видел, — сказал Сатанау, усаживаясь на свое место у очага, — железные нарты, которые тащил железный зверь, и на нартах этих ехало столько людей, сколько нет на всем побережье.
— О! — удивленно произнес Тыгренкау, но молодые чукчи пошептались, и один из них застенчиво произнес:
— Это называется па-ра-воз…
— Да, да, мы видели это на картинке, — вспомнил Пеляугын. — Это самолет без крыльев. Это пароход, только ходит по земле, а не по воде. Мы это видели, Сатанау, на картинке. Значит, это правда? Иные не верили.
— Па-ра-воз, — снова ободрившись, произнесли молодые чукчи в европейских пиджачках. — Он идет паром. Там есть машина.
— Мальчишки должны молчать, когда говорят взрослые, — проворчал Сатанау. — Разве теперь у чукчей нет больше мудрых стариков, что начинают тявкать щенки?
— Рассказывай, Сатанау, — примиряюще произнес Тыгренкау, — мальчишки будут молчать.
— Я видел, — сказал Сатанау, бросая яростные взгляды вокруг, — то, чего никто не видел. Кто видел — умер, и кто увидит — умрет. Я! Я один жив. Я видел полотно, белое как снег и чистое как снег. И великий шаман ударил в бубен, и на полотне появились тени, И все, кто был тут при этом, умерли от страха. Только Сатанау не умер. Он видел, как ходили по полотну тени, грозили людям ножами и шипели, как злые келе… О! То было страшно. Но я не умер. — И он обвел гордым взглядом всех присутствующих.
Молодые чукчи снова зашептались, но Укутагын, метнув на них сердитый взгляд, сам произнес:
— Мы тоже видели полотно и тени, Сатанау. Там, — он показал в сторону полярной станции, — в праздники нам показывали это чудо. И мы тоже боялись, что умрем, но…
— Я видел, — закричал, перебивая его, Сатанау, — как люди говорят друг с другом, и один в доме на берегу, а другой на пароходе в море. И они слышат голоса, и я сам говорил и слышал. Это чудо, мужчины, это я вам говорю.
Все засмеялись, но никто не решился перебить Сатанау. А он, боясь, что его перебьют, продолжал:
— Я видел лампу, которая горит без жира, и без керосина, и без дров. И я видел ящик, в котором запертые сидели и пели веселые келе… Это была красивая музыка, какой никто из вас никогда не слышал.
Но тут поднялся с места добродушный Тыгренкау и пошел к своей яранге. Люди проводили его удивленным взглядом, и даже Сатанау остановился и растерянно стал ждать, что будет. Тыгренкау скоро вернулся, в руках его был длинный ящичек. Он поставил его на землю у очага и сказал радушно:
— Тебе будет приятно, Сатанау, послушать музыку. — И он открыл патефон. — Я отдал за этот ящик два песца. А Укутагыну его дали даром, — прибавил он с сожалением.
— Мне дали за то, что я лучший охотник, — оправдываясь, объяснил Укутагын.
Он хотел еще что-то сказать, но в это время заиграл патефон. Нежные звуки танго полились над тундрой и поплыли над морем. Мужчины и женщины зачарованно слушали музыку, и кивали в такт головами, и раскачивались всем телом, и шептали:
— Э! Э! Правильно.
Тыгренкау гордо вертел ручку патефона. Сатанау понуро сидел у огня на своем почетном месте. Он опустил голову и смотрел в землю. Его глаза были тусклы, руки ослабли и опустились, вся его фигура выражала тоску и усталость. Стихла музыка, все снова повернулись к Сатанау, ожидая его рассказов, а он по-прежнему молча сидел и смотрел в землю. Отчего-то стало всем неловко и грустно; Укутагын яростно запустил костью в собак, возившихся у яранги. Тыгренкау растерянно вертел ручку патефона. Было тихо у очага, только бездельницы-чайки, хохоча, носились над побережьем.
Тогда подошел ближе к огню ядовитый Пеляугын, снял очки, протер их, надел на самый кончик носа и сказал, обращаясь к Сатанау:
— Ты бродил десять лет по чужой земле, Сатанау, а мы сидели здесь, у моря, и били моржа, и били зверя. Ты стал человеком, зря ходящим по земле, а мы остались, как были. Что же ты видел такого, чего бы не видели мы? Ты не умеешь жить[11], Сатанау, однако.
И Сатанау совсем согнулся от этого страшного ругательства, но ничего не ответил, а только еще глубже втянул голову в плечи.