Тося Прожерина больше года пролежала в госпитале. Её наградили орденом Отечественной Войны 1 степени. Сейчас она живёт и работает в городе Свердловске. Только вот ногу ей пришлось ампутировать.
Долго в боевом строю нашего батальона ходил бывший немецкий танк «тигр», ныне тяжёлый танк мотоциклетного батальона «Тося Прожерина».
Каменец-Подольск взяли с ходу, и немцы пытаются вернуть потерянное.
Все, кто может держать оружие — в строй, оборонять турецкий мост — ключ к городу. Отбиты три атаки.
На турецком мосту на партсобрании меня принимают в члены ВКП/б/.
Вечером прохожу партийное бюро.
Пришёл приказ: непрерывными диверсиями мешать отходу немцев.
Андрюша Родионов и Борис Тыкочиров идут на задание.
Ночь. Провожу их через турецкий мост. Борис идёт охотиться на автомобильную дорогу, а Андрейка должен взорвать и сжечь большой деревянный мост. У каждого по 3 разведчика и 4 сапёра.
Андрейка идёт и мурлычит:
— Ростов-город, Ростов-дон, — тьфу ты, привязалась одна мелодия! — и с цыганским надрывом. — Давай пожмём друг другу руки.
Все останавливаются. Прощаемся. Родионов крепко жмёт мне руку и тоном отца благородного семейства:
— Не плачь, детонька, сам и не позволяй майору. Заверь от моего имени Верховное Главнокомандование, что мой мостик, как одуванчик, весь будет в воздухе.
Борька полез целоваться. Ну что ж, поцелуемся. Всё… Ушли… Уже и шагов не слышно…
Так и не вернулись мальчики с этого задания. Только через три дня мы узнали, что мост всё-таки взорван.
7 апреля 1944 года в районе Констанцы Каменец-Подольской области тяжело ранило Васю Лысикова. Недаром нос его всегда покрывался испариной. У него оказалось очень плохое сердце. Он быстро обмяк. Его спрятали в погребе, а через час его нашли там немцы.
Танкистов убивали сразу. Он сказал, что он пехотинец, и погоны на счастье у него оказались пехотные. С ним обошлись очень деликатно. Положили на чистую постель, доктор немецкий перебинтовал его, накормили, он стал чувствовать себя лучше, а на следующий день немцам надо было ехать дальше на запад. Они аккуратно с матрацем вывезли его на околицу и там одним выстрелом прикончили, чтобы… не мучился.
А Фели? Фели Модатова, видимо, так и не знает, что случилось с её Васей. Она, может быть, даже думает, что он перестал ей писать?
Если вы будете в Ереване и вам придётся пройти по улице Спандаряна, то зайдите в дом № 78, может быть, она там до сих пор живёт. Расскажите ей. Пусть знает.
Бугач уже Западная Украина. Это карусель, а не война. Наши докладывают, что окружили немцев, немцы докладывают, что окружили наших. Я десять суток не снимаю немецкую форму, у меня 8 бойцов в немецкой одежде. Это не «коварные методы», а пожар в дезкамере и отсутствие тылов. По два раза в сутки посылают на задания. Чуть было свои не ухлопали из-за проклятой одежды. Снаряды летят со всех сторон, и я убеждаюсь, что под своими снарядами лежать ещё противнее, чем под немецкими.
Что это за война, когда в течение 10 дней нельзя разобрать, в какой стороне фронт! А тут ещё вши кусаются как леопарды. Младший сержант Медведев называет их «автоматчиками».
Немцы ведут себя явно неприлично. Атакуют на узком участке 18–20 танками и среди них «тигры». Наши решают преподать им урок хорошего тона.
На поле выходят три новеньких «Иосиф Сталин», они только вчера пробрались к нам, а на флангах самоходки.
Наконец мы увидели, какого цвета дым при взрыве «тигра».
— А!!! Оказывается, и вы умеете ползать задом с продырявленным черепом!
Всё притихло, как будто война окончилась. Откатились немцы. Отошли и мы к линии хуторов, а на наше место пришла матушка-пехота.
Прожариваем одежду, моемся и меняем бельё. Окружающие смотрят на нас с завистью. Ещё холодно, но проделываем это прямо в поле. Чистые и подтянутые ходим как на дипломатическом приёме.
Молодая полька приглашает в хату. Мы бы и так вошли, но с приглашением даже приятнее. Оказывается, сегодня 9 апреля, воскресенье, первый день польской пасхи. Садимся к столу. Вечереет. Надо скорее подзакусить. Свет зажигать нельзя.
Выставляю охранение, бойцы ложатся спать, а я сижу у входа в дом и беседую с молодой полькой. Она тихо рассказывает мне про Барановичи, где ей приходилось работать на текстильной фабрике. Зовут её Мария. Я любуюсь смоляно чёрным небом с ярко высвеченными звёздами, огоньками ракет, вспыхивающих не горизонте и их отражением в тяжело грустных глазах Марии.